Кеменкири "О чем я жалею..." (Написано в экспедиции в процессе чтения "Лэйтиан")
	О чем я жалею – это о ненаписанных песнях Лэйтиан. О том, что впечатляюще («…Сильмарил и сейчас в моей руке!»), но кратко описано прозой. Стихи добавили бы немало подробностей. Хоть тому, что для меня в этих событиях (от возвращения до смерти Берена) самое интересное. То, как меняется отношение Тингола.       Ведь в тот день, в чертоге, слушая их рассказ, он всего лишь смирился – «пусть будет так». Хорошо, пусть Берен – не самый обычный смертный (а прочие – все равно не пойми что), а любовь его дочери – не просто глупость, хорошо, пусть они будут вместе, я не стану больше мешать, я вроде бы и так, получается, приложил руку к тому, чтобы испортить парню жизнь… - Да кто же знал, что он пойдет куда сказано! Я же не посылал его туда, я его посылал, чтобы он… …нет, чтобы он понял, под какую власть предстояло бы войти ему, чтобы сравняться с Лютиен, что ему и подданным этой власти быть – слишком высоко! А он… а эти смертные - они, наверное, все такие – все понимают в лоб.       «Он сдался» - говорит Сильмариллион. И не более того.       А потом… Потом из зарослей, где все звуки глушил водопад Эсгалдуина (оч-чень неудобно для охоты), распрямляясь в прыжке, вылетело воплощенное безумие – Кархарот. Целясь в него, в короля Тингола (…почему – в меня?). Но через мгновение ровно перед ним – нет, через полмгновения, иначе бы уже не успел, - как-то неловко сжимая копье левой, оказался Берен. Что-то еще он сделать уже не успел – только упасть под тяжестью волчьей туши, а копье отлетело, хрустнув на клыках Кархарота, в сторону. И все остальное – хотя случилось немедленно, все остальное – Хуан и Кархарот, Кархарот и Хуан (клубком по земле), рога Ороме ненависть Моргота, - все это было для Тингола уже потом. Точнее, всего этого для него и не было – «Они бились до смерти, но Тингол не видел этого, ибо стоял на коленях перед тяжко раненым Береном».

      Потому что ты послал его – да, все-таки на смерть, а он вернулся, обманув судьбу, и сам преподнес ее тебе – да еще твою бесконечную эльфийскую жизнь в придачу. Тот, кто должен бы тебя ненавидеть, и кто… Впрочем, ты не знаешь, как он относится к тебе. Потому что это не относится к делу. К делу – то, что сказанное, а те более – приказанное надлежит выполнять, старшему – повиноваться, а того, кто рядом с тобой – защитить. У него это на подкорке, понимаешь? Того, кто рядом. Кого угодно. Отца, друга, любимую, отца любимой, того, кого терпеть не можешь, может быть… Лишь бы он сражался не на той стороне. Он должен жить, потому что… потому что ты можешь дать ему такую возможность. Или хотя бы попытаться.
      Он и пытается – даже не успевая задуматься, инстинктивно: отложив не надетую еще кольчугу и с кинжалом в руке (против стрелы – очень, очень помогает…); когда оружия и вовсе никакого, и только в руке зажат сверкающий камень (лучше ли, чем вовсе голыми руками? да вот получается, что даже хуже…) – или с этим вот копьем. Он ведь и на Охоту собирался так же: я должен, с этим нужно как-то справиться… (Нужно, кто же возражает?) Да, времени прошло мало, оружие в левой еще не слишком хорошо держу, - но придется привыкать, придется, а с копьем, пожалуй, справлюсь… Но главное – все-таки то, что должен.
      И ты думал до сего дня, Tor Tinduma, что ты – король, и потому имеешь право кому угодно что угодно приказать в своих землях, а земли твои – Белерианд, и не Нолдор разубеждать тебя в этом…. Не Нолдор. Этому смертному. Который как раз своими поступками и доказал, что признает твою власть. Но это ведь и означает для тебя – ты король только тем, кто признает тебя королем. Кто согласен с твоим правом приказать что угодно. Кто и делает тебя королем – «…иначе титул ничего не стоит» - так же, как и говорил (почти так же) старший по роду среди пришедших Нолдор…. Старший из тех, с кем не желаешь ты вовсе общаться и даже иметь что-то общее, - и отказываешься верить, что они могут быть хоть чем-то похожи на твоего друга давнего Финве. Нет, тот, говоривший, и не может быть похож – волосы цвета пламени и меди, - тот рыжий и – тоже – да, так! – лишившийся руки, пойдя вслед за волей своего отца… (Или это рок Камней? И я – разбудил его? Нет, не верю…) Он-то говорил немного о другом, о землях – говорил, запрокидывая голову (так рассказывали тебе), словно хотел рассмеяться, только он не смеялся, он редко смеялся раньше и никогда – теперь; просто – запрокинув голову, словно хотел увидеть там, в небесах (там, на потолке обширного зала, над головами Совета лордов) то ли отца своего, ушедшего в небеса дымом, то ли безумную, непредставимую, из Тьмы вне мира пришедшую Клятву…
      Он говорил, не признавая твоей власти в землях, где селился его народ… А ты, получается – пока длилась эта история, этот кошмар, - ты признал его власть, и поход на Нарготронд так и остался плодом твоей гневной фантазии (не стычка ли орочьим отрядом отрезвила тебя, напомнив, что такое в любом случае – война?), а вот посольство… Да из Менегрота оно все-таки вышло, требуя – всего лишь! – возместить ущерб и помочь в поисках, аккуратно не касаясь вопроса о Сильмарилах (что если они тоже не вспомнят о них? если бы, пусть, ведь ничего еще не произошло)… Выступило из Дориата и не достигло цели. Не означает ли это, что теперь уже сама Судьба – судьба? –признает именно то, что им, пришедшим в эти вроде-бы-твои земли – все же не король. Как и собственной мятежной дочери, как и ушедшему в конце концов своей волей и своим горем Дайрону…
      А кому же? Этому смертному?
      …Если в его поступке все же – хотя бы на заднем плане – присутствовал ты. Если это не просто еще один шаг попытки – длинною в жизнь и заранее безнадежной (он и сам знает это, тихо и горько, где-то внутри себя) – хоть немного отплатить за тот единственный раз, когда не он, но – его закрыл, кинувшись навстречу смерти, другой.

2003