ПРОЩАНИЕ С ДОРТОНИОНОМ
Р.Д.
Хрупкой гранью зимы,
Ломкой мглою берез,
Суетой оперенных созвездий
Не соткешься из тьмы,
Не прольешься от звезд -
Только снег да недобрые вести.
Только горечь сильней,
Да отчаянней сны,
Все труднее держаться на вере...
Содран снег до корней
Бесприютной сосны
И восходит Пылающий Вереск.
В эту чащу лучи
Не пробьются весной
И ручьи колдовство не размоют.
Лес недобро молчит
Каждой чахлой сосной,
На века скован черной зимою.
Всем живущим не мил -
С обжигающим льдом
Здесь лишь мгла обитает сырая -
Лес не тот, что вскормил
Славно сгинувший Дом -
Тот, былой, меж созвездий сгорает.
Словно камень, печаль
На могилу сложу,
Как цветами, укрою тоскою.
Злыми тропами вдаль
От тебя ухожу,
Но не сделаюсь ближе к покою.
Вновь пути неизвестны,
И в тумане судьба,
Нет надежды дожить до восхода...
Жаркий Вереск Небесный
Касается лба
Грозным камнем эльфийского рода.
23-25.01.2001
* * * *
Тол-Сирион. В крепости песни
Плескался под сводами звук...
А ныне - лишь эхо: «Воскресни!»
И рока натянутый лук.
Под игом лихой перемены
(По башням горгульями - гнёт)
Все ждали хозяина стены -
Придет, обустроит, вернёт.
Казалось бы, не для печали
Дела (но для радости ли?):
Хозяина песней встречали,
Одежды сменить помогли...
Быть может, наряд не по чину?
Невнятица нот или слов?
Сменил он чужую личину
На чуждую сталь кандалов.
Тень несовершённой измены -
Как свод на плечах одного.
И медленно рушились стены,
Свое вспоминая родство.
Пусть скажут: иные - бесстрашней
(С мечом - на орду или тьму).
...Он умер под собственной башней,
На камне, знакомом ему.
На миг ослепительно-остро
Сверкнуло - как некая дверь...
Он душу вложил в этот остров
Когда-то, и тело - теперь.
Пусть кто-то глаголет: и дале
Судьба и проклятье вели...
Но стены того не видали,
Лишь грудой камней полегли.
25-26.08.01, по мотивам эйлиановской «финродовки», точнее,
ее самопадающих стен («когда б вы знали, из какого сора...»)
* * * *
(ЗВЕЗДНОЕ НЕБО НАД ПОЕЗДОМ 017)
И были звезды - брошенным венцом -
Над лесом, тьмой и бегом от рассвета,
И было - наспех прожитое лето.
...Так дням теряют счет перед концом,
Так цепи рвут - уже без права жить,
Но можно - брешью в череде событий,
Деянием иным - и не забыть их,
Не перештопать паутиной лжи.
Казалось бы, надежды - ни на вздох:
Еще беда, еще одна утрата...
Но твой венец сияет, Финарато,
Паря над мельтешением эпох,
Навек превыше, не вовне, но между
И тем, что тьма, и мной, и тем, что свет.
...Так, вперемешку с кровью, пьют надежду,
Так именем твоим грядет рассвет.
13.08, 23.40, поезд номер 017 и звездное небо над ним…
* * * *
Посвящается выходу Третьей Части ПТСР
...Которую я на самом деле лишь пролистала,
- как, впрочем, и предыдущие. Потому, на самом деле,
посвящается известному существу не букву Б.
...Ну и от его лица, собсстно
Я тебя никому не отдам.
...Словно блик - витражу
Дарит мир, что важней освещенных им сумрачных зал...
"Слишком просто - сказать". Что ж поделать, выходит - скажу.
Да о чем мы толкуем - выходит, уже и сказал.
И представил на миг, как в себя обвалили века
Шепоток за спиной: "...Что он сможет!... Вот этой рукой?..."
Я тебя никому не отдам. Уж прости дурака.
Не могу по-иному. Должно быть, родился такой.
Трель словес, легкий блик - а не сбросить. Выходит - клеймо.
Рвется с губ: "Не рыдать!" - но и некому выйти скорбя.
Лишь сказать: "..никому..." - остальное случится само.
...И какая беда, что - сжигая собою себя?
***
Призрак-лист - на надгробие, призрак шагов - на бетон.
Легче легкого - рвать оболочки и падать во тьму.
"Может, все же - вдвоем? Ты не знаешь, что будет потом?"
...Шаг - проснувшимся эхом: "..Тебя... не отдам... никому..."
20.06.02
* * * *
ПУТЬ
1
Был - трясиной у склона, сосной на скале,
Камнем памятным - тем, что мертвы.
Но ушел - на излом, обрываясь к земле.
Приучись состоять из травы -
Ненадолго, затем лишь, чтоб позже ясней
Знать, надеясь, сражаясь, скорбя:
Только дальше - под камнем ли, из-за Камней -
Ты уходишь, собой - от себя,
Исчезаешь, на сколы и грани дробясь...
Но земное «Не переживу!»
Заплетает корней нерушимую вязь.
...И, вернувшись, увидишь - траву.
2
Here Beren and Luthien departed out
from the knowledge of Elves and Men....
Путем воды, соцветий и земли,
Наполнив ветром и надеждой грудь,
Они из нашей мудрости ушли
(И кто посмеет - скажет «Вечен путь»).
Когда же сильмарилл среди травы
Нашли затем - сияющим в ларце,
Был песней древней шепоток листвы,
И солнце - как улыбка на лице.
22.05.2001, на концерте Национального Оркестра Армении
* * * *
ГОСПОДИН Б.
Итак, господин Б., в некой локальной войне,
Названия коей не помню, лишившийся правой руки,
Обязанный очень многим покойной своей жене, -
Хотя бы тем, что дважды воскрес всему вопреки,
Нуждается в помощи общества, но случай не слишком тяжел,
Покупки да роскошь общения - как раз для нас, волонтеров, -
Вот список на десять лиц, крепитесь, работа не вол,
Вот комната на двоих, а год закончится скоро.
Итак, господин Б. не требует свежих газет,
Не затевает ремонт, не ездит в соседние страны,
Не просит гулять с собакой - ее давно уже нет, -
И все ж препоручен нам, как и прочие ветераны.
Зато он часто твердит: уж слишком мир искажен -
Ведь после второй из смертей супруга его не воскресла.
Нет, он не осудит тех, кто часто меняет жен…
(А слева - следы ногтей на старой обшивке кресла.)
А впрочем, он умолчит о длинной своей судьбе,
Привычно лицо отвернув к мороси заоконной.
И я еще полюблю приходить к господину Б. -
Отдыхать от рассказов иных о юности в Первой Конной,
О схватке за Перл Харбор, о битве за урожай
Скороспелого бамбука в Большой Песчаной Пустыне…
Закончится год. Подруга предложит: «Не уезжай».
Я вновь подпишу контракт, не думая о причине.
В ту ночь во сне будет все, о чем он не говорил:
Темницы, мосты, леса, короны, мечи и волки.
Подруга разбудит: «Скорей! Сейчас взойдет сильмарилл!
Не знаешь? Потом прочтешь - потрепанный том на полке».
Меня проберет до костей звезды отточенный свет,
Потом осенний рассвет - холодный, пустой, безбрежный,
И колкая мысль: да, мир искажен и возврата нет,
И Лютиэн умерла, но у нас еще есть надежда.
2000
* * * *
ЕЩЕ СРЕДИЗЕМСКИЕ МОТИВЫ
Твой Остров горбится в тумане Менельтармой-горой,
И кромкой скал привычно скалится над кружевом вод.
Твой золотой, твой бесподобный, твой янтарный король
Готов отбыть в свой безусловно планетарный поход.
Пусть алебард и прокламаций ныне трюмы полны,
Ты - не моряк, тебе совсем не нужно в гавань к пяти.
Заткни фонтан, обрежь цветы и дожидайся Волны,
Не беспокойся: не исчезнет, не изменит пути.
Сперва орлы, а после шквал, затем считайте до ста,
Встречайте закругленье мира мирно и налегке.
Чуть-чуть терпения: волна глотает наш Форостар,
Но мы уже, увы, полвека, как на материке.
Цветут сады, стучат копыта, чаша дома полна,
А с девяти посудин утлых сходят горе и страх.
Но мы им больше не родня - ведь нам не снится Волна,
Которой не было и быть не может в наших горах.
Пусть кто-то вновь стоит во сне пред Менельтармой-горой,
Разоблачает Саурона, узурпирует трон...
А мы спокойны и беспечны. ...Только грустно порой,
Когда проснешься среди ночи - и не вспомнится сон.
* * * *
(По мотивам одной хатульской фотографии Эйфелевой башни)
Вместо крепких уступов, что в склон Менельтармы легли
Вместо мраморных лестниц, простертых в блистательной Туне
Снится легкое золото, кружит над гранью земли,
Отвращает от моря, что било в висок накануне,
Золотая листва - не твоя, о Прославленный Край -
Слишком легок полет, так томительна радость сниженья,
Безнаказанный сон - растворись, изойди, умирай -
И бессмертный застыл, и не чувствует опроверженья
Под привычной стопой. А над вдруг позабытой строкой
Пара рун угловатых, еще не известных Румилу...
Открывается мир. Завершатся свет и покой.
Вот начало пути. Вот - предвиденье: лист - на могилу...
* * * *
АННАТАР
(Пагубные последствия изучения языка Валарин)
Не спится на груде измятых перин -
Пойти, что ль, и ночью ковать?
А в горле, как в горне: огнем - валарин,
Что ты уже стал забывать,
Подобный и шуму могучих дубрав,
И гибельной пляске мечей,
Язык, каждый молнией бьющий: "Я прав!" -
И громом грозящий: "Ты чей?"
О, сколько веков с его слогом вразрез,
О, сколько столетий не так!
Ты даже во сне не вздохнешь: "Aghulez"(*),
Предвидя ответное: "Враг!"
Так звавшийся прежде - не выиграл бой,
Но, пусть он ошибся стократ,
Ты веришь, что Тьма и удача - с тобой,
А щит - попрочней серебра.
Работа к финалу, а ты все не рад.
Дать имя - последняя грань.
"Зовись же..." - сказать бы: Mahananaskad!(**) -
Да золото вяжет гортань, -
И звон оттесняет тот битвенный лязг,
Что много столетий с тобой,
И хриплое, колкое, злое "Аш назг..."
На плоть наковальни - судьбой.
…Не спится - которую сотню веков:
Нет нужды бессмертным во сне.
На пальце кольцо - тяжелее оков.
Звезда пламенеет в окне.
Забудься работой, упейся войной,
Поверь, что стоишь за добро...
Не слушай, как корчится тьма за стеной:
"Предавший мое серебро..."
[2000]
* Имя Ауле на Валарине
** То же, что и Маханаксар, буквально - "Кольцо великих",
или даже (?) "Великое Кольцо"
NB: кольцо - "nashkad" - наиболее близко к пресловутому nazg Черной Речи.
* * * *
ЭРЕСТОР
(Посвящается Thaliorne*)
Я видел надпись на скале...
Ю.Балтрушайтис
Я видел слова на щербатом обрезе скалы:
"Чертил Келебримбор, а Нарви творил эти двери".
При свете Луны были руны, как древле, светлы.
Я только запомнил, а ты, Серый Странник - поверил.
В ладонях твоих - приговор для избравших закат,
Под каждою тенгвой шевелятся хищные тени.
Опомнись! Закрыты пути - и не только назад.
Осталось - до смертного часа не пасть на колени,
И новая Арда, быть может, от нас сохранит
Хоть отзвук имен, еле слышный за лязгом железным.
...Я думал, твое безрассудство упрется в гранит.
Но я ошибался: за ним открывается бездна.
* * * *
ПОМИНАЛЬНАЯ ИСИЛДУРУ
К тебе мои слова, ушедший в листопад,
В несуетную мглу: под золотистый полог.
Легко достичь реки - и быть отныне над
Судьбой, и вне судьбы - да только путь недолог.
Вода хранит тепло: и листья у лица,
И ты подобен им: течением несомый…
Легко себе сказать, что золото Кольца
Безгрешно, как листва - и также невесомо.
О, истина всегда немыслимо легка -
Как первая стрела, ударившая в спину.
…Стирая горизонт, вливаясь в облака,
Мерцающий туман плывет по Андуину.
6 нарбелет . . . . г. VI Эпохи
* * * *
...И память прошлого - легким шлейфом,
А тень грядущего - ветром вкось.
Ты был бы в Первой отважным эльфом,
Но все лишь гибелью бы сбылось.
А в Третьей, в Аман командируя
Себя, ты б томно махал рукой...
Но жизнь толкает нас во Вторую
И не предсказывает покой.
Мы шли от гибели до упора,
За нами мир прекращался сам.
А в результате - уперлись в горы
И взор направили к небесам.
Но где ж ответ для мольбы и стона
И революции в голове?
Лишь след подстреленного дракона
Еще виднеется в синеве.
Стихии - вечны, светлы, инертны, -
От бегранично нездешних гор
Процедят вяло: "Живи уж, смертный..."
И бросят под ноги Нуменор -
Строй парадизы и арсеналы,
Да лук прадедовский гни в дугу...
Но горы зреют в рассвете алым,
И я останусь на берегу.
..Зачем не темником и не гвельфом
И не Кощеем в исконный лес?
Ты был бы юрким подводным эльфом
Среди страниц "отраженья С" -
Там, меж корявого стихобреда
Сияет странное в полстроки...
Рассвет случился - кричи "Победа!".
И все пути на восток - легки.
05 апреля 2001
* * * *
ИСПОВЕДЬ СТРАЖА
Тарегу, в ответ
Белый город, белей даже выпавший снег не бывает,
Квинтэссенция праха и зла, галерея руин...
Зов мертвящий летит, и обратно - лишь плоть неживая,
Алча новых смертей... А иначе не смог не один.
Для чего же уходишь - не Страж, не правитель, не воин?
Если жизнь не мила, есть дорога, кинжал и вино.
Ни героев, ни жертв этот пыльный мираж не достоин,
И победе не рад, ибо мертвым камням все равно.
Разве нож защитит? Для чего тебе кисть и рулетка?
Чьей могиле лопата? Тренога - пойми! - не спасет...
И запомни: я Страж, верный клятве, стреляющий метко.
Нежить с ликом твоим - для меня только нежить и все.
...А потом, день ли, ночь - все плотнее сгущалось молчанье.
Сон, дозор, снова сон - и не ведаю, сколько так жил.
Как-то вечером я пересчитывал стрелы в колчане,
И не видел, кто рядом со мною письмо положил.
Слишком почерк знаком. А казалось - забыта утрата...
Только в крик удивления вдруг переходит мой стон:
Ты у башни, а ниже "Привет из шестого квадрата!
Белгородский отряд. Вид от севера. Первый сезон".
И строка на излом: "...да и слышать мне Зов не впервые:
Ты пройди меж курганами... Впрочем, в пустыне слышней.
А в ответном и злом "Неживые они, неживые!!!.."
Без остатка сгорает негромкая память камней".
18.11.2000, во время и после поединка "Светлого против Темного"
* * * *
БАЛЛАДА О БЫВШЕМ НАЗГУЛЕ
Посвящается завершению
очередного переезда
Ты понял как-то враз: под Тьмой народы стонут,
И весь свой прежний путь назвал стезею лжи.
Твой назгульский наряд лежит в шкафу, нетронут,
И моргульский клинок за тумбочкой лежит.
Твой морион в кольце забыт у телефона,
Заржавленный венец закинут под кровать.
Записка на столе: «Четверг, у Саурона», -
Но светлому тебе на это наплевать.
А в Барад-Дуре - зной и пахнет ежевикой,
Но ты уже испил эльфийского вина,
И вот - смакуешь вкус и мыслишь о великом…
А я сижу во тьме, отчаянно грустна.
Я не приемлю Свет из детского упорства,
Чем наживу опять лишь пару новых ран -
Ведь скоро Корабел тебе откроет порт свой,
И в Край, Где Смерти Нет, уйдет катамаран.
Ниенна, да не та «Прощения достоин!»
Воскликнет, не смутясь, на весь Маханаксар.
«О, да!» - кивнешь ей ты, прекрасный светлый воин -
И все кивнут вослед под властью ваших чар.
А я бурчу под нос: «Ну, бей - большей не ранишь!
Пусть горько, но зато - и вольно и темно…»
Звонок. А, Саурон… «Ты назгулом не станешь?» -
«Не стану, извини,» - и распахну окно.
Окликну месяц май - а он прошел, неладный,
А может быть, прошло немало сотен лет.
Гул моря, шум листвы и странный звон надсадный -
Трамвай идет в Аман. Но где же мой билет?
* * * *
СЛУЧАЙНЫЙ ВАЛЬС (ЗИМНИЙ, НАЗГУЛЬСКИЙ)
Наблюдая мороз, старожилы эпохи
Предвещают возврат дней Суровой Зимы.
Только вряд ли дела столь отчаянно плохи,
Хоть бы и потому, что увиделись мы.
Мы пугаем трактир разговором ученым.
В полутьме не видать у обоих лица.
Мне почти все равно, что бесплотен и в черном
И любимой своей не подаришь кольца.
Этот мир сотворен золотым и зеленым,
Но играет зима на твою правоту,
И, срываясь на крик, ты твердишь убежденно,
Что ash nazg gimbatul и ash nazg krimpatul.
Мы играем в снежки, обсудив между делом
Оправданье добра и бессмертье души.
От сапог до плаща весь ты сделался белым,
Только сердце твое все же burzum-ishi.
Так и кружит нас вальс в середине сугроба,
Разложив, как умел, партитуру теней,
А над миром встает безграничная злоба,
И, отважно шагнув, ты рассеешься в ней.
За кругами земли дремлют древние боги,
Бесполезно винить их в разгуле зимы.
Кто бы ни проложил Тьмы и Света дороги,
Только сами по ним разбредаемся мы.
Ты - на юго-восток, молчалив и спокоен,
Я - к столице помчусь в предвкушении ласк -
Там дождется меня статный гондорский воин,
Спросит «Что подарить?» - я отвечу «ash nazg».
Впрочем, что тебе смех, суета человечья,
Раз отринул ее - так иди до конца.
...А трактат о душе и о Черном Наречье
Я тебе посвящу в День Отмены Кольца.
* * * *
НОЧНОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О МНОЖЕСТВЕ МЕЛЬКОРОВ
А первый был на сосне,
Но том второй и во сне -
Задача бесполезная:
Когда сквозь полночь льется глючь,
То это с точностью ноль-ноль
Какой-нибудь чужой корявый черновик.
Он свесился с сука во тьму,
Твердыня видится ему,
Пустая и железная -
О криво выщербленный край
Задень-порежься-умирай, -
И просыпаясь, вяло шепчешь: “Подожди, живи…”
А этот - томно-иной,
Зато опять под сосной,
А рядом - дерзостно-безвинная,
Сквозь все эпохи - взгляд,
На пол-ладони взмах
Трагически некрашеных густых ресниц.
Ей так недолго - живой,
И вот уж над головой
Свергает что-то двулезвийное -
Отныне у потомков есть,
Пред чем всю гондорскую спесь
Отбросив, вдохновенно можно падать ниц.
И тенью зла - тоже он,
А в поле выполз дракон -
Резвись, змеюка желторотая!
А Нолдор в радости за ним,
И мир пока неизменим,
Утих огонь и дым и трубы не поют…
Но если скучно без проблем, -
Купи себе драконий шлем,
Сходи и вышиби ворота им, (Вариант: и напугай Кархарота им)
Но если острой нУжды нет,
То подожди две сотни лет,
Затем возьми себя и честно положи в бою.
…И каждый был непобедим
По-своему, но ни один
Не взял оружием холода, -
Чтоб Хэлкараксэ здесь,
И Хэлкараксэ там,
Бураны оседают на Таникветиль,
И предпоследний светлый эльф,
В сугроб со скрипом вдвинув меч,
Глядит отчаянно и молодо…
…Но солнце тащится в зенит,
Будильник мерзостно звенит,
И на работу снова нужно к девяти.
Пусть даже днем
сотни имен
бьются звездой в груди,
Тот, чьим огнем
мир изменен,
станет ли их щадить, -
Вечный, как весть,
ночью как тать,
днем - жаркий суховей…
…Так для чего
жаждешь восстать
в мощи былой своей?
2001
* * * *
ИЗ ЧЕРНОГО ЦИКЛА
СЛУШАЯ ПЕСНИ ЧЕРНОЙ КНИГИ
Черная книга, скорбная песня ветра,
Плач без надежды в уже безнадежном мире…
Где ты, мой поезд, считающий километры -
Сколько их? - думаю, тысяча двадцать четыре.
Мир истончается, скоро уж рухнут подпорки,
Собственным голосом взвоют восставшие мифы.
Если теперь в Кишиневе заводятся орки -
Будут в Москве аримаспы и хищные грифы.
Это - начало лишь: долго я воду мутила,
Древние силы будила, кольцом зазывала…
Будет с боями идти к нареченной Аттила,
Только, наверное, сгинет, как прежде бывало.
Кто бы наставил меня: «Поезжай на здоровье!» -
В путь проводил, что лежит то дугою, то хордой
В земли Молдовы, а кто говорит - Приднестровья
(Мне почему-то сегодня послышалось: «Мордор»).
…Даже отъявленный черный по опыту знает:
Ночи сменяются злыми, но все-таки днями.
Мне ж хоть приснится, как те города возникают,
Споря со звездами, у горизонта огнями.
Грянут над ними снега или хляби прольются,
Тот, кто захочет найти их, дорогу отыщет.
Мимо проходят века - города остаются,
Хоть их порой называют уже «городища».
* * * *
Мы памятью разной помним, что было тогда.
Ниеннах
Различною ведомые судьбой,
Ты - злой и черной, я - сугубо странной,
Мы не один ли по ночам с тобой
Вновь прозреваем город деревянный?
Воздвигнут над медлительной рекой
(И яблони в садах, и в поле - клевер),
Столетьями - война и непокой,
И там и здесь - мятежно-вольный север.
Век собственный не исчерпав на треть,
Его века бестрепетно листаем,
Где он стократ заставит умереть,
Сквозь нас воспоминаньем прорастая.
Ты помнишь камень, сходный со звездой,
В кольце, какого мир не видел краше, -
И предо мной проходят чередой
Мечи, браслеты и резные чаши.
Ты знаешь имя каждого и как
Росли они, что совершить успели -
И я припомню: с Пятшей дрался дьяк,
Якуна же в Нередице отпели.
О город! Ты к чужим ногам сложил
Свою некоронованную волю, -
Но и в земле, под спудом, недвижим,
Притягиваешь - древностью ли, болью…
И воздадим благодаренье мы
За нашу долю в этом странном даре
Ты - властелину Памяти и Тьмы,
А я - на Новгородском семинаре.
* * * *
БАЛЛАДА О БОЛЬНОЙ ГОЛОВЕ
Пропою-ка я вновь балладу о больной моей голове.
Шаг шагну, ослабею, сяду - по макушку в густой траве.
Огляжусь, пожалею - поздно! Нет ни ирисов, ни руин.
И, хоть небо глазасто-звездно, только Тирас - не Андуин.
Не из дерева сложен город, что встает из-за быстрых вод,
И не крыльями воздух вспорот - то кирпичный дымит завод.
Впрочем, ты далека, промзона - может, это и облака.
Впрочем, если конец сезона - все равно, от чего тоска.
И ни бусины - для музея, ни для карты - заросших троп.
Только горечью - Слободзея, где полынью зарос раскоп.
Только в глине да в алчных лапах - лишь осколки былых святынь... -
Mon Andre, что за сладкий запах? - Ты не знаешь? Цветет полынь...
Для чего я балладу пела? Тщетна память, бесплодна месть.
Просто слово сказать хотела о раскопе, который ЕСТЬ.
Там земля без лопаты стынет, там шальная растет трава -
От незримых цветов полыни до сих пор больна голова...
* * * *
РАЗГОВОР С ЧЕРНЫМ ВЕТРОМ ВО ВРЕМЯ МОСКОВСКОГО УРАГАНА
Не забудь другой дороги, вдруг по ней ступаешь ты!
Сергей Гонцов
Мир становится на ребро,
Озаренный ночной грозой.
Ты твердишь мне, что серебро
Лучше золота с бирюзой.
Я отвечу, что ни к чему
Ворошить этот вечный спор
И нырять с головой во тьму…
- Значит, все-таки Валинор?… -
И стоишь, закусив губу
(А меня разбирает смех),
Проклиная свою судьбу,
И мою, и Того, и Тех.
Мне бы вскрикнуть: «Ты прав, я - «за»!» -
Ты ж всерьез, ты не виноват…
А ведь, знаешь ли, бирюза -
Это радость лихих сармат,
А над Скифией без прикрас -
Чистым златом лучился день -
Вместе с солнцем в рассветный час
Дивнорогий вставал олень.
И бывали его рога
В свод небесный длиной порой.
Лился свет на любой курган,
Где - и каменный - жил герой:
Все оставила смерть ему,
Что любил - рог, и меч, и смех…
Степь бескрайняя, почему
Не хватает тебя на всех?!
Скифам вышел срок, и - легки,
Словно род их не от земли, -
Из-за Танаиса-реки
Половодьем сарматы шли.
И не знает никто имен
И названия той войны,
Сколько встретилось в ней племен,
Все ли были истреблены…
Только небо заволокло
Дымкой легкою, как слезой.
Только золото проросло -
Нет, не кровью, а бирюзой.
…Вот над чем вместо дня и тьмы
Я шаманю и ворожу.
Но враги ли друг другу мы?
Оставайся! А я скажу,
Что на тьму променяю день:
Этой ночью, сквозь ураган
Скифский в тучах летит олень,
Ветви молний - его рога!
И в метро тебе не попасть -
Все эпохи переплелись.
За окном, разевая пасть,
Птеродактиль взмывает ввысь,
Нам подмигивая хитро,
Словно в мире не кайнозой…
Камень, золото, серебро
Лучше золота с бирюзой.
* * * *
ПЕСНЯ ЧЕРНОГО АРХЕОЛОГА
А пути мои - всё неторные,
Лютня черная, песни черные,
Да черна земля под лопатою,
Да пуста совсем, распроклятая!
Вот бы встретиться - вновь устало я
Размышляю - мне с Черным Валою:
Ведь обоих нас все от морюшка
И до гор зовут «черным горюшком».
Только он - за Гранью, орбитою,
Ну а я - дорогой разбитою,
То сычем кричу за деревнею,
То вотще ищу злато древнее.
Чтобы разорвать круг постылый мой,
Я согласен стать и самою Тьмой,
Я готов летать - вечно мучиться…
Ну а он копать пусть поучится.
Весна - 04-05.11.2000, под полит. разговоры М. и Ч.
* * * *
Казалось бы, что проще для ума:
Нырнуть во мглу, что манит и морочит?
И все же не решусь сказать: "Я - Тьма",
Хоть в мире нет часов прекрасней ночи.
Но не осмелюсь и на тот ответ,
Что в путь зовет и грозный и великий.
Я не воскликну никогда: "Я - Свет", -
Ты - Свет, а я - лишь отблески и блики.
Не Радуга, не Серость… Что страшней -
Назвать не то? Произнести "не знаю"?
Шепчу "Я - Степь" - и растворяюсь в ней,
Как будто в море - кукла соляная.
Теперь вникайте в мельтешенье трав,
Ловите блеск на лезвии лопаты,
Смотрите в небо, голову задрав,
Смотрите с неба, если вы крылаты.
Летите - терпкой чашею прогнусь,
Щемящим предвкушеньем приземленья,
И протянусь, и сладко потянусь
Великой степью - и великой ленью.
Пребуду каплей в колыбели стран,
Что мнет столицы и народы крутит…
Играй и мной, ковыльный океан -
Вдруг доплеснешь когда-нибудь до сути?
23 Июня 2000
* * * *
ПЕСНЬ О ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ НЕДОСТАТОЧНОСТИ
Имен не осталось.
Ниеннах
Падет закат, и встанет мгла, кто проиграет в дурака,
кто возрыдает над корытом,
Кому - серьезные дела… А я сижу над ЧКА,
над словарем Ах’энн открытым.
Не мыслю Тьме противостать, но вновь незримая стена
неколебима между нами:
Ведь мне учебник не достать, остались только имена,
и что мне делать с именами?
Пусть не является во сне всепоглощающий потоп,
всесокрушающее море,
Дворцы и хижины на дне, - но я довольно знаю,
чтоб затосковать о Нуменорэ.
Сады и россыпи камней, - да что там, целая страна!
- вовек сокрыта под волнами, -
И адунаик вместе с ней. Остались только имена
- и что мне делать с именами?
Когда уйдет последний гном, когда падет последний орк,
и энт последний станет древом,
Настанет Смертных век, и в нем филологический восторг
я усмирю холодным гневом.
Зачем мне сей разумный век, его святыня и порок,
зачем мой путь - не между вами?
…Своей эпохи человек, я снова брежу между строк
несохраненными словами.
Я препарирую слова, я открываю словари,
и пусть улов весьма обилен,
Бывает - повезет едва, но чаще слышен только скрип
перенатруженных извилин.
Увы, с былым не слиться нам, крепка проклятая стена,
хоть и прозрачна временами…
Я поклоняюсь именам, я постигаю имена,
я прорастаю именами.
А ты избрал веселый путь, душа поет, а не болит,
и не саднит потери жалость,
Не грезишь прошлое вернуть - ты предпочел палеолит,
где и имен-то не осталось.
Дурного слова не скажу: не чужд естественных наук,
ты не пренебрежешь иными…
Но я с тобой не ухожу: я верю имени, мой друг,
и что сей мир, когда не имя?..
* * * *
ПАЛЕОНТОЛОГИЯ ПОЛЫНИ
Полынь - характерная особенность конца
ледникового периода в нашей полосе.
(Из лекции А.Е.К. на археологическом
кружке ГИМ)
Кто придумал, что полынь - трава тоски?
Верно - горечь; верно - лед; быть может - сны.
Это просто отступают ледники,
Наступают двести лет сплошной весны.
Там, где раньше только стыла полынья,
Все поля заполоняет - и права
В этом радость полоумного зверья -
Хоть и горькая, а все-таки трава.
Те сугробы, где никто не сыпал соль,
Что лежали мирно пару тысяч лет,
Невозвратно тают… Да, конечно, боль,
И виновен в этом, безусловно, Свет.
Лед уходит - без прочувствованных сцен
На прощание - туманом, ручейком…
И полынью наступает голоцен.
Но растерянно идет за ледником,
Проклиная все сломавший новый век,
И зверье виня, и каждую звезду,
Потрясенный первобытный человек,
Так привыкший за столетия ко льду.