ПОМИНАЛЬНАЯ ОХОТНИКАМ.
Мы шли на Зверя с большим Ружьем и большой Надеждой,
Мы ставили по лесам силки и капканы, и отраву разложили по всем кустам.
Мы всех местных шаманов всласть напоили водкой и снабдили европейской теплой одеждой,
Мы мазали кровью губы божков по всем священным местным местам.
Мы поднимались на Высокую Гору, где обитают духи наших и ваших предков,
Мы вникали в обряды мужских мистерий, познавали тайный женский язык,
На котором тело именуется просто "телом", независимо от расцветки
И прочих параметров. Мы шли на Зверя с Ружьем, и слышали его грозный Рык.
Мы исследовали эти прогорклые Джунгли и составляли карту Гнилого Болота,
Наносили пером на пергамент горы, овраги, ручьи и речки.
Мы шли на Зверя - только так мы могли сохранить надежду на что-то,
Но когда мы пришли и увидели Зверя, у нас остались лишь Ружья, и они давали осечки.
Мы растеряли Надежду - не то у шаманов, не то у божков, не то по болотам и скалам,
Ее больше бубнами не приманить, хоть весь лес пробуди от сна.
Вот стоит Зверь - нам нечего ему возразить, лишь любоваться его оскалом,
И на последнем дыхании думать, все думать о том,
на последнем дыхании думать,
что в Париже сейчас -
весна.
* * * *
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
День гнева. Что есть человек?
Сожми в ладони комом снег.
И начинай скорее бег -
Ворчат отарки.
Беги на свет, беги в бреду.
...По снегу сизому, по льду
Волхвы преследуют звезду.
Несут подарки.
Собой останься, и беги.
И если ложь внутри - солги,
И если не видать не зги -
Ворчи медведем.
И не солги, раз нет вранья,
В том, что черно от воронья,
И там зияет полынья,
Куда мы едем.
И там - тюрьма или сума.
Как хочется сойти с ума -
Тот свет, что в нас - ночная тьма,
Помилуй, Боже!
И скоро, скоро день Суда.
Застыла темная вода.
И рассыпает крошки льда
Звезда по коже.
* * * *
ПРЕДПРАЗДНИЧНАЯ СЕРЕНАДА ДЛЯ И.В.
Так по сырости, по наледи, по плесу, по реке
Золоченою виньеткою, снежинкой на лету,
Красной болью молоточками стучащей по виску,
Пробирается прозрение, босое, налегке -
Без лохмотьев и без ужасов, прозрачно на свету,
Смотрит пристально и твердо - нам в глаза, в кошмар, в тоску.
Смотрит радостно и верно - скрипка в небе голубом,
Елки строем, барабаны, флаги, танки и цветы.
Боль идет большим парадом, разевай пошире рот,
Наблюдай за ней спокойно, слушай звон и пушек гром.
За руку возьми, к примеру. Заворачивай винты -
Все виньеточкою, струйкой, все уходит, все пройдет.
Все проходит, проползает тонкой змейкой золотой -
То слезою, то смолою на распиленной сосне,
То трубой, то барабаном, то биеньем птичьих стай,
То страданьем, то прозреньем, то хулою, то хвалой...
...Так по сырости, по наледи, по тропке, по весне,
Так по берегу над пропастью - держаться успевай.
* * * *
ПОСВЯЩЕНИЕ Б. КЕНЖЕЕВУ
Почему этот ангел небесный,
полыхнувший в закатной тиши,
до безумия мне интересный
нестандартностью дикой души,
слышит эти небесные звоны,
так невнятные мне, неживой?
Почему он такие кансоны
наслагал, что хоть падай, хоть стой?
Наглотавшись дешевой сивухи,
эмигрировав нафиг, на юг,
он поет о красотах разрухи,
и о прелестях пьяных подруг,
что такого он тут понимает,
что такого бормочет коту?
...Золотистую сеть заплетает
и словами звенит в темноту.
И гитара мурчит под рукою
неизбежность трагичных расплат.
Что мне делать с разлукой такою
наших душ, континентов и дат?
С этой ангельской тихой тоскою -
претерпеть, никого не виня.
Я отвечу неловкой строкою,
струйкой дыма, улыбкой огня.
Я отвечу неловким ответом,
о себе и о близких своих,
я отвечу асфальтовым светом,
и ударю строкою под дых,
расскажу, как безбрежно, бесснежно
это лето. Бесслезно навзрыд.
Ангел спит. Наша смерть неизбежна.
Город гарью по пояс укрыт.
* * * *
ЭСТЕЛЬ
Тьмы низких истин нам дороже
Все очищающий прибой.
Сподобит нас Господь, быть может,
У кромки моря голубой
Не ждать отчаянного счастья,
Но верить - на исходе бед
Не всех нас Ангел Безучастья
Утащит за собою вслед.
* * * *
ДНЕВНИКОВОЕ
Ветер
Бросает крики чаек к тебе на гроб
Пока я говорю с тобой
Ч. Милош.
Разгар сезона и лето. Друзья невнятны.
Они по курортам, в плоскости пирамид,
Возлюбленный пашет как вол, регистрируется в ментовке,
Ругается со своим участковым. Не дать, не взять.
Жара несусветная. Кто сказал, что на солнце бывают пятна?
Вон оно как сияет - цветущий вид.
Отец приезжает с дачи. Оттуда сперли винтовку
И ободрали клубнику. Деньги оставили. Наплевать.
Работа себе работается. Ночное такси подъезжает лихо.
Город в два часа ночи даже вполне терпим.
Если такси не приедет - мы рванем до утра пить водку.
Не лучший способ, но если другого выхода нет - пойдет.
Жара продолжается. Подружка выходит замуж за психа.
Лучший друг бросает навеки родину и уезжает в Рим.
Или в Венецию. Письма его напоминают сводки
С фронтов - перечисленья потерь и лед
В интонациях. Поклонник никак не пошлется лесом.
Сообщает, что будет удобной жилеткой. Посвящает бездарный стих.
Соседский ребенок рисует кораблики, море и рифы,
Разумеется, - на обоях, пока его не отправят в постель.
Житейское море волнуется. Разламывает волнорезы.
Любишь их всех - ну как же их не любить – таких?
Вечер бездарно растерян на глупые письма и рифмы.
Ляг и уткнись в подушку, тихо шепча "Эстель".
* * * *
Вот все закончилось. Совсем. И мир совсем перекосился.
Среди обрушившихся стен с трудом мерцают наши лица,
Обличья лис и барсуков, волков и огненных драконов,
И невозможный звон оков, и всюду рифмы вместо стонов.
Мы перекинулись в зверей, и пляшем грустно под звездою.
Костер горит, но не светлей - мы все осыпаны золою,
Творим дурацкий ритуал прощанья с обликом двуногим.
Наш Бог давно от нас устал, остались с нами - просто боги.
Горит костер, мерцает ель - с Иудой вместе пляшет Каин.
Плывет дурацкая эстель туманом из ночных окраин.
Полыни запах и вины, и пряди - добрые и злые.
Пусть все закончилось, но мы хоть звери, но еще живые.
* * * *
ВОКЗАЛЬНЫЙ РОМАНС
Л.Б.
Суетливая радость вокзала все скрасит и скроет -
Золотые харадские бусы, в руках бузина,
"Провожающих - вон". И гудок осуждающе взвоет.
Кольцевая дорога. Пора бы уж выпить вина.
И загрезить о странном: о городе желтом и белом,
На последнюю полку забраться, поплакать, заснуть.
Вспоминая вокзалы - как орочья женщина пела,
Подбирая бутылки, и как не упала чуть-чуть.
Минас-Тирит распался предместьями, ссыпался, сгинул.
Впереди - бесконечная ночь фонарей и колес.
В середине - таможня. Ваш паспорт. Откройте корзину.
Серебристое утро. Вы сходите? Что за вопрос!
Престарелая станция: кассы, палаточки с пивом.
Многоцветье базара - умбарский, расцвеченный ряд.
...Наконец-то приехал. Теперь оставайся счастливым
Пару быстрых недель, а потом собирайся назад.
* * * *
КАТУЛЛ
Послевкусие любови, ненависть к пустым местам.
На крутой латинской мове - odi с amo. Пополам.
Знай, Катулл, что дело плохо. Дева - стерва, ты - дурак .
Так кончается эпоха. Наступает полный мрак.
Умер птенчик у подружки, вечно попугаи мрут.
Выпьем, Цезарь. Где же кружка? только что стояла тут!
Ну не карма, ну не маза. Муза сдерживает гнев.
Ах ты, Лесбия, зараза, предала, не покраснев,
Долгоносая девица, надиктуй мне пару строф!
Я хотел с тобой напиться. Я напился. Я готов.
Я не знал, что все так скверно. Я не знал, что жизнь - на слом.
Придорожная таверна. Заночую под столом.
Будь, Катулл, отныне твердым и не трать себя на дур.
Пусть Амур противник гордым - на фига тебе Амур?
Там, где хаживала дева, жизнь и счастье - не ходи.
Дева та ушла налево. Не глядел бы. Не гляди.
Обманула, убежала. Просочилась в решето.
Муза, бедная, устала. Елки-палки, конь в пальто.
Но стихи - для жизни рама. Шепчешь, сдерживая стон:
Odi, amo. Odi, amo. Amo. Show must go on.
* * * *
КРИТЯНИН
(Крысу)
Ахиллес черепахе сегодня странен -
В пятку он поражен. А великий вождь.
Все критяне лгуны, - говорит критянин.
И уходит ссутулившись прямо в дождь.
Геллеспонт исхлестали плетеной плеткой,
Он не внял и прибоем шумит в ночи.
Нынче соколы правят Небесной Лодкой
Из железа. И весла ее - мечи.
На прокрустовом ложе неловко спится,
Но Небесная Лодка плывет в зенит.
И гребут кошмары, но правят птицы,
Поднимаясь с ними, ты видишь - Крит.
Золотые горы, пушистость сосен.
Прокаленные камни. Прибой. Дома.
... Так Небесная Лодка уходит в осень.
Все критяне лгут. Говорят - зима.
* * * *
ПОМПЕЯ
Тут прошла пехота бывших друзей, и теперь тут сплошной музей:
Золоченые статуи под стеклом, кинешь денежку - запоют.
Твоя бывшая мебель стоит углом, весь твой мелкий железный лом
По витринам разложен в порядке сна, но витрина ему тесна.
Торс фаянсовый вдребезги, руки прочь. Нам осколков не отволочь
До ближайшей ямы - хрустят, поют. Пальма в небо сырое ржет.
Окровавленный кнут, покупной уют. Тут музей - никого не бьют.
Никого не прощают - давно прошло. Пачка прозы - на сто кило.
Ундервуд стучит: не везет. Везет. Любит-плюнет. Зачет-отчет.
Чет и нечет - в сердце, на два шага. Прямо к пальме моя мольба:
Вместо бывших друзей - одного врага! В небе радуга, да, дуга,
Тут прошла пехота и пущен газ. Я не вижу, не вижу вас.
Отражаюсь в витрине: рука, зрачки. Волоски, колоски, очки.
Карта времени бита, потерт маршрут. Искаженный оригинал
Римской копии третьего века. Век был такой, хоть ты плачь, хоть вой,
Хоть ты падай, хоть стой - тут музей, не рай. Кинут денежку - так играй.
* * * *
ЛАУРА ЭСКИВЕЛЬ. ШОКОЛАД НА КРУТОМ КИПЯТКЕ.
Вионе.
Не летали, не плавали в море и в небе - прощай.
Запах крепкого кофе. Зеленый жасминовый чай.
Блюдо яблок с корицей. Гвоздика. Крутой кипяток.
Ну давай, дорогая, готовить! Вот мяса кусок.
Отобьем, обваляем в приправах. Вот перец и лук.
Будем плакать от лука и перца, отнюдь не от мук.
Не от боли сердечной - от чили. Духовку прикрыть.
Разумеется, он нас не любит. А мы будем жить.
Мы протушим картофель. Мы в сыре его запечем.
Он не любит и что же? Мы выживем. Нам нипочем.
Фаршируем зеленые перцы: баранина. Рис.
Не летали, не плавали. Крик наш в пространстве повис.
Золотистая корка. Большой деньрожденный пирог.
Посмотри, не готов ли? Подходит условленный срок.
Он не любит, и ладно. Мы сливки с желтком разотрем.
И чуть-чуть коньяка. И пора заниматься столом.
Белоснежная скатерть. Красивый и тонкий фарфор.
Он не любит и ладно. Окстись, ну какой тут укор!
Не летали, не плавали. Хватит. Тут нету вины.
Все готово для брачного пира. А ты отдохни.
* * * *
М.Г.
C чего начнем стирать? С чего угодно.
Вот плащ твой. В нем карман, а в нем билет.
Измятый, пожелтевший. Столько лет
В кармане пролежал. Теперь не модно
Счастливые билетики хранить.
В помойку. Слышишь звон? Так рвется нить.
Забыт тот вечер - плащ и валидол,
Трясущиеся руки, шарф на плечи.
Все кажется - болеть давно уж нечем,
А все душе неловко. Помнишь мол,
Апрель в Крыму, облаву на собак?
Все хочется забыть. И все - никак.
Продвинемся подальше. До апреля.
Что было до тебя? Мели, Емеля,
Да ничего и не было! Все тьма.
Вечерние драконы и дома
Чужие и квадратные. Забудь.
Ну что у нас еще? Еще чуть-чуть
Продвинемся в процессе забыванья.
Клочок бумаги. Круглый почерк твой.
Зачем хранить? Сожжем. Кто тут герой,
Чтоб сохранять ненужные страданья?
... Но без примет храню воспоминанья,
Об этих днях - с тобой и не с тобой.
* * * *
ВИНЬЕТКА
Филигранность прозы и чувство стиля:
Завитушки в углах пожелтевшей книги.
То ли мили, а то ли лиги.
Золоченый дождь. У калитки лужи,
Растворяется зов в глубине пейзажа -
То ли "друже", а то ли - "враже".
Сад в цветах и статуях. Томность позы.
Аромат, и стебли, и хрупкость вазы.
То ли розы, а то ли стразы.
Осторожность взглядов и чувство меры,
Что способно вкус вернуть бывшей соли?
То ли веры нет, то ли - боли.
Филигранность жизни и чувство ритма,
Взгляд - как окрик, радость - как взрыв, как бритва.
... Не молитва, но и не битва.
Сад высокий. Две жизни - одна игрушка.
То ли птицы две, то ли кошка с мышкой...
..А всего-то - две завитушки в книжке.
* * * *
СЕРЕНАДА ДУРАЦКАЯ
Тонкой струйкой воды, желтой змеей на камне, вихрем колючей пыли
Станут пальцы твои. Послушай. Не слушай меня - так надо.
Cтану я полумертвым бутоном в старой пивной бутылке,
Песней ветра и гулом ночных проводов. Лови - это твоя награда.
И не слушай меня, не слушай. Мы не были. Мы забыли.
Станут пальцы твои огнем. Протанцуют по перекресткам.
По скрещеньям дорог, по перекладинам вечно живого неба.
Ты не слушай меня, ты лучше молчи. Этот язык невнятен.
Все другие, впрочем, тоже невнятны, кроме вина и хлеба,
Все другие - разве что плетью по горлу, окриком хлестким -
Вот как раз, как сейчас. Держись, это больно. Наверное, так и надо.
Станут пальцы твои дуновением ветра. Пестрым птичьим пером в полете.
Ну пожалуйста, ну не слушай, ведь я говорю пространству,
А отнюдь не тебе - этот грех невозможно простить. Придется.
Все, что есть у нас, - это странное постоянство
Гулкой боли и ясного света. На этой неверной ноте
Я, пожалуй, закончу свою дурацкую серенаду.
* * * *
В безуспешной маете, в суетливости дождливой
До невнятицы дожили, акварелью растеклись,
До признаний неуместных, до правдивости фальшивой,
До того, что перепутали, кто Принц, кто Старый Лис.
Акварельные разводы: синим - слезы, желтым - вера,
Где-то рыжее на рыжем - то ли солнце, то ли ты,
По краям рисунок смазан: темно-серое на сером,
Неуместны очертанья, не положены мечты.
Наш январь в июне весел: завихряются метели,
По краям рисунок смазан, страх хоронится в углах.
Продеремся, проберемся. Посмотри, уже светлее.
Там вдали сияет роза небывалая в песках.
Столько нынче проклинали, что запутались в проклятьях,
Заплутали по оттенкам, но в далеком далеке
Роза ясная трепещет, то рефреном, то объятьем,
То рисунком, то мелодией, то птицей на руке.
* * * *
ФОРМУЛА
"Давай придумаем формулу".
Хатуль.
Я придумаю формулу. Замешаю на дне бокала
Недостаток доверия, зато избыток признаний,
Два воспоминанья: как волны луна ласкала
Давней северной ночью, и как ветер - сырой и ранний -
Обжигал поутру сосны, песок и кожу.
Я придумаю формулу. Ни на что оно не похоже
Выйдет - снадобье золотое, бездумное, не по делу
Будет прыгать в груди и перьями щекотать, как птица,
Я на школьной доске зарисую рецепт свой мелом:
Плюс ложится на минус косо, звездой глядится,
Лугом формул диких стало мое творенье.
Иксы бабочками летают и застят зренье.
Орнитолог странный, биолог, ботаник - кто ты?
Рассадил тут лианы цифр - золотых и алых,
Попугаев - по веткам, пчел поместил в их соты,
Дал рецепты рецептов, выдул стекло бокала.
Недостаток доверья мы переплавим - в пламя.
Мы побудем вместе. Побудь, если можно - с нами.
* * * *
ЗАРИСОВКА
Мазком белой краски на белом ватманском поле,
золотистой вязью на золоте,
каплей крови на дне бокала
с красным вином,
горстью сахара в горсти соли,
бесполезно, бескомпромиссно,
незаметно.
на покрывало -
россыпь тряпочек разноцветных.
зеленых и красных в зелено-красном.
тенью - в тени, навеки, в сумрак.
реет мертвая голова.
каплей теплой дождя в океан.
безопасно, спокойно, властно.
стать кусочком льда в твоем тексте.
разве важно, о чем слова?
раствориться, забиться, спиться,
навзничь рухнуть.
во ржи, у рва.
* * * *
ЗВОНОК
Василиску
Все привычно: никто не вечен.
Прозвонился. Опять отбой.
Утро пасмурно, вечер млечен.
Рыжий, северный, голубой
Сон встает над землей окраин,
Над обрывами и рекой:
Все привычно. Никто не ранен.
Прозвонился. Гудок. Отбой.
Не пробился в просторы яви.
Ну и ладно. Красивый сон:
Море ухает. Мокрый гравий.
Волны в гальку. Не в унисон.
Вдоль по берегу. Воздух, пена.
Адриатика - под уклон.
Мы прорвемся. Мы знаем цены,
Мы оплатим. Счета, гарсон!
Все привычно. "Пока! - Удачи!"
Лязги ножен и скрипы лат.
Прозвонился. Удар-отдача.
И никто тут не виноват.
Только занавес ходит мерно
Волны ткани. Девятый акт.
Очищается болью скверна.
Золотые мои, антракт!
Наслаждайтесь свободным бегом!
...Прозвонился. Господь с тобой.
Сон летит над увядшим снегом,
Над простором и нищетой.
* * * *
Я буду лежать среди улиц меж прочих, упавших на грязь
Кеменкири.
Cмотреть на пожары и свалки, гонять запредельную жуть.
Неловкой, ненужной смекалки осталось совсем на чуть-чуть,
Осталось немного эстели - сквозь пальцы почти утекло.
Июньские плещут метели, отчаянно бьются в стекло.
Разорваны тонкие нити, по красному ветру летят.
Спасите нас, если хотите. Быть может, они захотят?
Быть может, все будет как раньше - вокзал, потом пляж, а потом
Все радостней, ярче и страньше, и море гудит за бортом?
Все будет, пусть даже не рядом. Мы выживем, так нам дано.
Тебя не заденет снарядом, меня не угробит вино.
Все будет, как мы и хотели, поверь, я сегодня не лгу.
...Бутылочной синей эстели осколок горит на снегу.
Бывает ли так? Не бывает. Мы знаем. Предельно ясны
Лучи через иней играют, последыши поздней весны.
Отчетливо, ярко и тонко: осколок последний Помпей.
Дрожит и дрожит перепонка, и радость - больней и ясней.
* * * *
СЕРЕНАДА
И я бы пошла прямо, но дорога завязывается узлом вокруг ног и лба,
И я бы давно напилась родниковой водой, но тут только кола с виски,
Но зато первое, что я вижу, приходя на работу - это письмо от тебя.
И только потом - телегу Большого Босса об увольнении за личную переписку.
Я прохожу Мирской переулок, и офис шумит вдали,
Он решает проблемы эпиляции ног и бикини, а также жесткого порно с Windows,
Он всем своим корпоративным отделом сидит на большой мели,
И всем отделом IT-технологий ловит злобный почтовый вирус.
И я прохожу с работы - под мостом, где помойка и запах свиных котлет,
И по парку, где голуби, бабочки и прочие твари снуют попарно.
...Зато между нами не было секса, а был только лунный свет.
И если это эстель - передайте госпоже Эльберет, что нам нравится. Мы благодарны.
И если всю физику мира поставить в игнор - можно взлететь до небес,
И увидеть, что город внизу, как вода, и над ним облака, как пламя.
...А проходя сквозь Бутырский рынок я подставляю ладони и ловлю твои смс -
Как теплые капли дождя, как ветер, дующий между мирами.
* * * *
Для Василиска и Кэт Бильбо.
Cветлый ангел в лицо бросит белым песком,
Сумасшедшая искра сверкнет над виском,
Ты же знаешь вопрос, и придумал ответ -
Там за окнами - перья и розовый свет,
Там летучие трели ночных соловьев,
Тополиные слезы, и ночь - до краев,
До упора, до выдоха. Горечь и мед.
Светлый ангел, постой! И стоит, не уйдет.
Не посмотрит на что, что мы пьяны и злы.
Перепутаны трассы, и рельсы - в узлы,
Перепутались жизни, дороги и сны,
Ангел, дай нам дожить до последней весны.
* * * *
Мне осталось дожить еще пару недель - я приеду.
Этот август навылет, сквозь легкие. Но неопасно,
К сентябрю заживет, зарубцуется шрамом по следу.
А потом будет осень, и рыжее будет на красном.
Так осталось немного - до взрыва, прыжка без страховки.
Прямо в небо, рассыпавши перья, - в зенит, в голубое.
"И что будет - то будет". Невежливый шепот, неловкий.
Ну а будет - лишь осень и запах листвы и прибоя.
С этой смутной надеждой и радостью - больно, сквозь поры,
На износ сухожилий и мышц, невозможно, неспето...
Мне осталось немного дороги. Ты жди, уже скоро.
И что будет, то будет, и осень плывет от рассвета.
* * * *
ДОРОЖНАЯ ПЕСЕНКА ДЛЯ И.В.
По дороге - то туда, то - сюда.
То мосты, а то совсем - поезда,
То ползком, то вплавь, а то - на двоих,
То ли в сказку залетел, то ли в миф,
Но явился - на огонь и на чай.
Я иду. Еще немного - встречай.
По дороге, на рассвет, на закат.
То ли прав, а то ли нет - виноват,
По оврагам, по тропинкам и снам -
То ли в зиму, то ли там, где весна,
Повторяя про себя на ходу:
Я приду к тебе. Ты жди, я приду.
По дороге. По камням мостовых,
То легенду сочиняя, то стих,
Отдавая за полушку пятак,
Не желая разбирать, кто тут враг,
Только чувствуя - ясней и ясней -
Я приду к тебе. Еще пару дней.
Если только завтра нас не убьют,
Я приду к тебе. Я рядом. Я тут.
