Исповедь начинающего ролевика или Мумуары Намо Мандоса  с игры "Задрипанный Форт".
	21-23 июля, Хотьковский полигон Московской области главный мастер Н.Некрасова Мне довольно сложно писать этот отчет - наверное, прежде всего потому, что воспоминания у меня отложились как-то больше не игровые, а пожизненные. У меня не было не только ролевого, но даже совершенно никакого туристского опыта. Для меня все было впервые - и ночевка в лесу, и еда в канах на костре. Я очень боялась ехать, стеснялась своей неопытности, проблем со здоровьем, и, кроме того, из-за семейных проблем почти до последнего момента была не уверена, что вообще доберусь до полигона. Как раз накануне отъезда, когда у меня уже были уложены все сумки и я переживала по поводу того, как оно все будет, позвонила моя матушка и сказала, что ей все-таки по-видимому предстоит повторная операция - так как мнения врачей разделились. Я испугалась - настроение перед отъездом было испорчено. Утром с сумками я дотащилась до квартиры Рэя и Котенки (причем долго искала хитро запрятанный подъезд) и застала их в разгаре сборов. Вид собирающихся опытных ролевиков поверг меня в совершеннейшее уныние - я поняла, что безнадежно отстала от жизни: у меня не было ни палатки, ни котелка, ни рюкзака (вместо него у меня была просто спортивная сумка с ручками), ни хорошей туристской обуви, а тот запас еды, который везли ребята с собой, прямо-таки вызвал у меня жгучий приступ стыда и раскаяния - я-то везла в основном одноразовые пакетики для того, чтобы не увеличивать себе вес сумки. Правда, были спальник и пенка - новенькие, сохранившие запах заводской упаковки, - и электрический фонарик, сломавшийся в лесу в первый же вечер, когда я шла на парад по разбитой дороге. Наконец, меня посадили в машину и обложили сумками и рюкзаками со всех сторон так, что пошевелиться было просто невозможно. Большой рюкзак составлял естественную прокладку между мной и Нали на заднем сиденье. Тяжело груженная Нива обиженно попискивала и подрагивала на поворотах, явно недовольная таким обхождением. На месте мы были около 12 часов дня - машину пришлось оставить метрах в пятистах от мастерского лагеря, так как дальше начиналось сплошное болото.

Потом, уже во второй половине дня, Рэй, который должен был съездить на машине еще раз в поселок за продуктами, все-таки застрял в болотной гати, и наполовину утопленную машину пришлось вытаскивать вручную всем мужикам полигона. Я рвалась в работу - чтобы доказать всем, что недаром ем хлеб мастерской группы, - и первое же мастерское поручение получила сразу после того, как кинула свои вещи возле стоянки и переодела туфли (с первых же минут выяснилось, что мои летние замшевые босоножки, в которых я притащилась по тридцатипятиградусной жаре, мало приспособлены к хождению по лесным тропам). Оксана собиралась мыть голову и попросила меня полить на нее "тонкой струйкой". С чувством долга, что я оказываю пожизненную помощь мастеру, я выполнила ее просьбу - Ксюха стянула с себя футболку, оставшись в одном белье (но, как оказалось позже, это было только начало стриптиза). Остатки воды я радостно вылила на себя, размазав драгоценную жидкость по собственной потной физиономии.

Практически весь остаток дня и утро следующего я просидела в мастерском лагере, выполняя всякие мелкие поручения старших мастеров - разрисовывала разноцветных лаком игровые деньги (лак был ядовитых цветов - ярко-желтый, ярко-зеленый и кроваво-красный) и раскладывала их по пакетикам, надписывала конверты, мыла посуду и указывала всем желающим, что Иллет/Нали/Эриол ушли в "том направлении" - за этим следовал неопределенный взмах рукой в сторону дороги, ведущей к основным игровым лагерям. Поскольку я на самом деле понятия не имела, кто где находится в каждый конкретный момент, то изобрела универсальные отмазки, говоря всем, что "Эриол на Кургане", "Иллет в Форте", а "Нали в кабаке" - смею надеяться, что я не слишком сильно грешила против действительности (до Кургана я за двое суток так и не дошла, так что его месторасположение, равно как и то, что это вообще такое и с чем это едят, осталось для меня совершеннейшей загадкой). Почти сразу после того, как мы расположились в мастерском лагере, начался летний ливень с грозой - прежде, чем мы успели натянуть полиэтиленовый тент над костром и пенками, за какие-то минуты все промокло насквозь. К счастью, я спасла свой спальник, приткнув его под навес палатки Иллет. Одежда была такая мокрая, что сушить ее уже было бесполезно – несмотря на жару, моя льняная рубаха высохла только на третий день. Мне было очень жалко раскрашенных денег - мокрые, они раскатились по траве и слиплись, и я их старательно подбирала по одной и раскладывала ровными рядками для просушки на единственной уцелевшей пенке. Мокрая Котенка (женщина моих лет и довольно внушительной комплекции - хотя и худее меня) разделась догола и распустила волосы, явив в своем лице все уникальные картины мировой художественной культуры – начиная от "Данаи" Тициана и полотен Рубенса и кончая Кустодиевскими бабами и купальщицами в стиле Дега и Ренуара. Так она и сидела, нимало не стесняясь присутствия мужчин. Я не решилась на подобное действие, хотя в облепившей тело мокрой рубахе было не слишком уютно. 

Теплая погода, вероятно, спасла многих от неизбежной простуды. К вечеру дождь прекратился. Люди все прибывали на полигон и растекались в поисках своих команд и места для стоянки. Я хотела узнать, когда начнется собственно игра - но время парада все переносили и переносили: сначала сказали, что в пять, потом - в семь, и наконец назначили парад на десять вечера на поляне возле кабака. Надев подобие прикида - свою черную робу, пошитую для саратовской "Лэйтиан" и темные штаны и прихватив с собой фонарик, я поплелась к кабаку. Идти было недалеко - около километра, наверное, - но дорога была так разбита, что превратилась местами в сплошное вязкое месиво и сделалась (для меня, во всяком случае) трудно проходимой. Поначалу я шла бойко, но затем моя нога увязла, и я вдруг поняла, что тону. В какой-то момент меня охватила слепая паника - вот так, подумала я, затягивает людей в болото во цвете молодых лет (разумеется, ничего бы со мной не случилось просто потому, что по тропинке ходила куча народу - уж точно, минуты через две пошел бы кто-то еще следом за мной и подал бы мне руку). Однако я начала яростно выдергиваться и выдернула голую ногу - мой хороший саламандровский туфель остался в болотной жиже; одна голая нога была в грязи до колена. Туфель было жалко: я взяла палочку и принялась выковыривать его из лесных недр, а он, зараза такая, погружался все глубже, мешая мне сохранять равновесие. В разгар своих усилий я уронила фонарик, который немедленно и с треском раскололся пополам, рассыпав батарейки. Некоторое время я металась между туфлем и фонариком и роняя попеременно то одно, то другое, - наконец, любовь к собственной обуви победила и я зашвырнула сломанный фонарь в кусты и извлекла освободившейся рукой свою обувку. Не стану описывать, во что превратился мой бедный туфель...

 Через некоторое время я снова поскользнулась и со всей силы шлепнулась прямо в лужу всей своей обширной задницей. Короче, когда я наконец выползла на поляну у кабака, где уже строился народ в роскошных прикидах, то являла собой жалкое и поучительное зрелище: грязь стекала с меня потоками. Тут ко мне радостно кинулась Ольга - я обрадовалась ей, возможно, отчасти еще и потому, что была рада увидеть хоть одно знакомое лицо на полигоне, где я знала двух с половиной человек (а те, кого я знала более-менее хорошо - Элинор, Анна ярославская - к моему глубокому огорчению, не смогли приехать), - так что мы обнялись вполне по-дружески. Ольга потащила меня купаться. Собственно, то, что протекало на полигоне, речкой можно было назвать с некоторым трудом - это был ленивый ручей шириной метров двадцать и глубиной, вероятно, около полуметра, - но довольно чистый. Это же явление живой природы текло и возле самого мастерского лагеря - однако там был слишком крутой и скользкий спуск. Впрочем, мужчины и женщины поспортивнее все равно сигали оттуда, - но я не рискнула, справедливо решив, что если вниз я еще спущусь (вернее, сползу на собственной заднице), то обратно меня придется вытаскивать объединенными силами всего мастерского лагеря. Я же дорвалась до воды, влезла в ручей прямо в одежде и принялась старательно смывать с себя налипшую грязь - Брилева мне помогала, усердно поливая меня со спины и с боков. При этом мои драгоценные очки едва не уплыли по течению и я кинулась за ними с диким воплем и все-таки успела их поймать в последний момент, прежде чем они скрылись за поворотом. Наконец с помощью Ольги я вылезла из воды и встала в строй на параде - в составе мастерской группы. Тут-то и обнаружилось, что отмыли меня в наступающих сумерках ровно наполовину: один бок был чистый, но мокрый, другой - мокрый и грязный одновременно, с одного бока стекала струйками почти чистая вода, с другого - жирные потеки грязи. Поэтому я решительным образом воспротивилась попытке Рин заснять меня на фотоаппарат и спряталась за надежную Эриол - однако (вот беда!) мои обширные объемы предательски выглядывали из-за Оксанкиной спины. На параде я радостно узнала о том, что покойникам ночью предписывается спать в своих командах под строгим надзором воспитателей: то есть, тьфу - мастеров-посредников, - а не торчать у меня под носом немым укором. С этой замечательной новостью я поплелась в стремительно надвигающихся сумерках обратно в свой лагерь, - один из парней - мастерских игроков - шел туда же и взялся меня проводить. Держась за руки, мы поначалу шли довольно уверенно и уже обрадовались было тому, что счастливо миновали все препятствия, - как вдруг, утратив бдительность, потеряли равновесие и полетели в глубокую лужу вместе: буквально метров за двести до цели. Наконец я приковыляла к мастерскому лагерю. У меня не было своей палатки и я поначалу бросила свой спальник к Иллет. Однако вскоре выяснилось, что там же уже устроилась Эриол. Тогда мне предложили перебраться в палатку к Нали - я не сразу вникла в ситуацию и с готовностью согласилась, но чуть позже до меня дошло, что мне предлагают переночевать в одной палатке с полузнакомым женатым мужиком. Я очень сильно смутилась и, хотя внешне дала согласие, но собиралась героически просидеть всю ночь у костра. Однако часам к двум ночи меня все-таки разморило на свежем воздухе и я, смущаясь и краснея, все-таки полезла в палатку. Темнота была кромешная - десять метров от уже погасшего костра до палатки я одолела буквально на ощупь и так же на ощупь заползла под полог, долго с непривычки барахтаясь в спальном мешке, который почему-то все время норовил перевернуться и надеться мне на голову. Когда же я все же справилась с упрямым предметом туристского снаряжения и застегнула молнию, то отключилась практически мгновенно.

Разумеется, ничего страшного с моей нравственностью не случилось. Нали явился только в шесть утра и моментально меня разбудил. Спать больше не хотелось (удивительно - три часа сна в лесу освежают лучше, чем десять часов в душной городской квартире). На четвереньках я выползла из палатки и побрела умываться, с упоением вдыхая полузабытые мною в городской суете последних лет восхитительные ароматы утренней росы, лесной свежести, медвяного разнотравья и... открытой недоеденной банки тушенки, столь соблазнительно оставленной у костра и источающей дивные запахи. Тушенку мне есть было никак нельзя - но очень хотелось, и я все-таки не удержалась и украдкой, воровато оглядываясь, ковырнула вожделенное мясо ложкой. 

На второй день я сообразила, что гораздо лучше ходить босиком - грязные ноги вымыть было легче, чем грязные туфли, да и шансов заработать волдыри на пятках было гораздо меньше. 

Я все приставала к Иллет с концептуальным вопросом о том, где мне расположиться, - и под конец она, устав от моих вопросов, махнула рукой куда-то на противоположный конец поляны. Обойдя поляну, я присмотрела большую тенистую елку и сочла, что здесь мне будет хорошо и удобно - главное, тихо. Под эту елку я перетащила все свое нехитрое хозяйство: пенку, тетрадки, аптечку, запас еды и некую таинственную дрянь для борьбы с комарами под названием "Сибирь". Не знаю, как в Сибири, но в Московской области баллончик, по-видимому, оказался достаточно действенным: во всяком случае комары и другая летающая живность меня практически не трогали, хотя, казалось бы, должны были бы неминуемо соблазниться столь лакомым куском. На листочках я аккуратно (то есть это мне казалось, что аккуратно, а на самом деле вкривь и вкось) написала слово "Мертвятник", раскрасила их цветными маркерами и в качестве неопровержимого доказательства нарисовала некую таинственную кривую стрелочку, которая показывала путь куда угодно, только не в мои владения, - и гордо развесила эти листочки на ниточках на ветвях близлежащих деревьев. Хотя в правилах и было написано, что каждая команда должна выделить для оборудования мертвятника лишнюю палатку, пенки, спальники и минимальный запас еды - как я и ожидала, никто ничего не принес. По счастью, хорошая погода почти решила эта проблему - в жару не нужны были палатки и мало кто хотел есть. Однако все же запас моих супов и кашек в пакетиках мертвецы уполовинили, а конфетки съели почти целиком. Зато питьевая вода приобрела прямо-таки сакральную ценность. За хорошей питьевой водой надо было ходить на родник - довольно далеко вдоль по полигону, или можно было, опять-таки, прыгать с обрыва в мелководную речку и брать воду там, - но эту воду надо было кипятить.

 Покойников я гоняла за водой. Вода была драгоценной валютой, за которую я сбавляла срок - на час или на два, по усмотрению. Один убитый нуменорец из Форта уже на утро третьего дня наотрез отказывался идти за водой, мотивируя это тем, что "нуменорцы - это высшая раса" и поэтому к грязной работе никак не пригодны. Представителю высшей расы я объяснила, что у нас в Мандосе равноправие, и что если он будет настаивать на своих привилегиях, то просидит аккурат до окончания игры, а вот если принесет водички... то уж я постараюсь что-нибудь для него сделать. Обиженный дунэдайн поплелся к роднику и все-таки притащил две канистры - за что я честно выполнила свою часть уговора: отправила его обратно в Форт новобранцем. Но это уже было после. Поначалу же я стеснялась невероятно. Покойникам я старалась не говорить о том, что нахожусь на игровом полигоне первый раз в своей жизни - дабы не уронить сомнительный авторитет начинающего мастера. Больше всего я боялась, что кто-нибудь скажет: "вот, мол, блатная, подружка главного мастера, ничего толком не знает и не умеет, а туда же - попала с первого раза в мастерскую группу". 

К этому времени я переоделась. Мастерам полагалось носить на голове синие кепки с козыречком или голубые шелковые ленты - для опознания начальства. Примерив кепку, я поняла, что она мне мешает - сползает с ушей прямо на очки, и что таким образом, очки и кепка - две вещи несовместимые. Тогда я стащила у Оксаны кусок голубой ленты и старательно обвязала им свою разгоряченную голову. Настя (одна из мастерских игроков) просила у меня накануне зеркальце. Зеркала у меня не было и, обвязавшись хайратником, я вздохнула облегченно от того, что была лишена возможности лицезреть собственную круглую физиономию: лента наползала мне на один глаз, а сверху из-под нее торчали взъерошенные, коротко остриженные и наполовину выцветшие крашеные волосенки. Поверх кое-как отчищенных от вчерашней грязи штанов я нацепила черную свободную безрукавку. Короче говоря, вид у Намо Мандоса был устрашающим. Однако чуть позже, когда стало припекать, я наплевала на валарский имидж и стянула с себя безрукавку, оставшись в одном купальнике - венгерском, темно-синем с блестками, и утешая себя тем, что это такая новая валинорская мода. Голые руки у меня при этом все-таки обгорели за целый день на солнце - но, к счастью, не критично. Первые покойники заявились на полянку около десяти часов утра - и дальше уже пошли сплошным косяком. Всего их, болезных, за двое суток набралось не то тридцать, не то сорок штук. Раэнэл рассказала, что на ХИ-99 через нее прошло 700 покойников, но мне для первого раза вполне хватило и сорока. Мне приставили Ласика в напарницы - поначалу я тоже не знала, как на это нужно реагировать: то ли радоваться тому, что будет меньше работы, то ли огорчаться тому, что мне не доверяют; но потом решила просто принимать ситуацию такой, как она есть. Ласик приехала с очаровательным щенком - двухмесячной желтой лабрадоркой и гордо сказала, что это "дух пса Хуана", - я не возражала. Я решила обойтись без ее помощи и все сделать самой - тем более, что в первый день вроде бы никто не жаждал поговорить о посмертных путях своей заблудшей души. Ласик ушла гулять со щенком. 

Первые покойники показались мне какими-то странными. Сначала косяком пошли поселенцы, которые раскапывали курганы в поисках золота и их засыпало обвалом. Странным было, на мой взгляд, то, что их не всех сразу засыпало, а по очереди. Сначала пошла жена, потом муж, потом еще кто-то вашему тыну двоюродный плетень. Казалось бы, если жену уже засыпало обвалом - то какого хрена ты поперся искать неприятностей на свою голову? Итак, любящий муж жену уже похоронил и холмик над ее тельцем насыпал, а дальше сам пошел копать, идиот несчастный: не иначе как ему явился дух покойной жены, и возопил о почти докопанных сокровищах, требуя закончить столь славно начатое дело. На вопрос, кем они хотят стать в своей дальнейшей жизни, поселенцы дружно, как запрограммированные, отвечали, что хотят стать снова поселенцами - исходя из чего я поняла, что недооткопанные брульянты все еще не дают им покоя. После неудачливых кладоискателей вереницей потекли убитые разбойники, эльфийские разведчики и, наконец, вождь одного из племен, который напился и подрался с кем-то в кабаке, мотивируя свое скверное поведение тем, что у него во вводной было написано, что он плохо переносит алкоголь и от малейшей дозы впадает в неуправляемое буйство. Следующая серия покойников называлась "сожранные рысью". Рысь (ее изображала красивая девица из числа мастерских игроков) распоясалась на лесных дорогах и замочила трех или четырех человек. Через некоторое время выяснилось, что рысь была ручная - точнее, удравшая из личного зверинца какого-то высокопоставленного нуменорца, - надо полагать, после успешного бегства она мстила всем двуногим на свете. Один из поселенцев, отсидевший свой срок, отправился обратно в свой лагерь - и через десять минут его привели ко мне обратно. Забирая у неудачника только что выписанный аусвайс, я немедленно выяснила, что этого горе-археолога замочила все та же окончательно озверевшая рысь, прежде, чем он успел дойти до кургана. Я задумалась - с одной стороны, смерть в когтях хищного животного несомненно была почетнее, нежели смерть под обвалом, - с другой же стороны, недотепу следовало наказать. Я объявила, что второй раз его досрочно не выпущу. Парень сник и был готов честно отсидеть весь положенный срок, горестно приклонив свою буйную длинноволосую голову на пенку. Однако как раз в это время явились мастерские гонцы из племени Рысей - им требовался игрок на роль священного тотемного животного племени. Я обрадовалась и сказала этому дважды покойнику, что у него еще есть шанс реабилитироваться перед великим Эру и отомстить своим убийцам. С меня потребовали дать парню маску Рыси, которой у меня, естественно, не было и в помине (и никого из старших мастеров в этот момент не было в лагере). Обошлись малой кровью - куском угля нарисовали парню усы, обвели глаза, а на голом животе (рубаху он снял) нарисовали разнокалиберные черные кружочки, очевидно, долженствовавшие изобразить шкуру рыси. Разрисованный таким образом, парень был исключительно похож на клоуна, игравшего на детском утреннике, куда я однажды водила своего ребенка. Свое оружие он оставил у меня и ушел навстречу своей судьбе. Когда уже вечером, в сумерках, он пришел забрать свое оружие, я его не узнала. Племя Рысей всячески обласкало свое чудом обретенное священное животное - парень, отдаленно напоминающий теперь новогоднюю елку, весь был обвешан разноцветными цацками, на поясе у него болтались какие-то брелки, волосы были заплетены в мелкие косички с вплетенными с них пестрыми лентами и множественными бусинами. Голос его сделался мурлыкающим. В глазах появился натуральный кошачий блеск. Я поняла, что существо нашло, наконец, свое истинное призвание. 

Затем явились две юные девицы, представившиеся представителями некоего таинственного племени, точного названия которого я не запомнила (моя регистрационная тетрадка осталась у мастеров), но которое звучало примерно как нечто среднее между ирокезами и мумбо-юмбо. Аусвайсов у девиц не было и они, кажется, даже смутно себе представляли, что это такое и с чем его едят. На мой робкий вопрос о том, что, насколько мне известно, правилами этой игры не предусмотрено подобного племени, да и вообще, если я правильно помню, ничего похожего у Толкиена во вторую эпоху не проживало, - девицы ответствовали, что они, оказывается, думали, что можно придумать себе все, что угодно: любую страну и любое племя. А другая добавила еще более гениальный вопрос: "А что такое вторая эпоха?" Хорошо, что она не спросила, кто такой (что такое?) Толкиен. Мысленно я схватилась за голову: мне казалось, что игра имеет статус элитарки, на которую человек с улицы попасть не может, и все заявки согласовываются лично с мастерами. Пока я судорожно обдумывала ситуацию, девицы сообщили мне, что они приехали на игру первый раз в жизни, что их позвала более опытная подруга, которая и должна была им по дороге объяснить, что тут и как, - но подруга то ли заболела, то ли просто не смогла или не захотела ехать, и тогда они на свой страх и риск решились поехать одни. Девицы честно отсидели свои положенные пять часов и ни минутой меньше - несмотря на то, что я безжалостно гоняла их за водой. Наконец, надо было решать, что с ними делать дальше. Они робко снова попытались мне впарить какое-то несуществующее племя, - но я пресекла столь преступные намерения. Тогда девицы просили, чтобы я им дала совет. Девицы были молодые, здоровые, смазливые и явно не обремененные особенным интеллектом. Изучив их внимательно, я выписала направления служанками в кабак (сиречь в бордель), радостно сообщив им, что "там как раз таких как вы надо". Слово "бордель" я при них, прочем, не упомянула, - решив, что это должно стать для них приятной неожиданностью. Девицы не могли придумать себе имена. Обычно у меня тоже скверная фантазия на имена - но тут, очевидно, из чистой вредности, я обозвала одну из девиц "Морвен", а вторую - не помню, как, но тоже каким-то звонким именем. Судя по тому, что девицы ко мне не вернулись, я надеюсь на то, что в кабаке они оказались к месту. 

Следующая серия называлась "Разгром кабака". Лекаря из кабака с вполне говорящим именем "Коновал" обвинили в том, что он кого-то там отравил и посадили в подземелье в Форте. Там бедняжка вскоре задохнулся от недостатка воздуха. Лекарь (крепкий круглолицый парень из Брянска) оказался невероятно диким занудой и за три часа довел всех, находившихся в мертвятнике – меня, остальных четверых или пятерых покойников, а также подошедших как раз к этому времени к нашему костру обедать Ласика и Раэнэл. Лекарь живо напомнил мне одного моего знакомого, который на протяжении шестидесяти лет своей жизни ежедневно встает утром со словами "Все плохо", а на вопрос - что именно плохо? - отвечает все так же тихо и трагически: "Плохо все" - погода плохая, денег нет, правительство у нас плохое, лапы ломит и хвост отваливается. Эта ассоциация сразу пришла мне в голову, когда эта зараза-отравитель тихим нудным голосом начал рассказывать о том, что все плохо, игра плохая, и вообще сейчас хороших игр не делают, а если делают, то не в Москве, а если не в Москве, то он не знает, где еще; что москвичи вообще все плохие и денег у них куры не клюют, что мастера его недостаточно ублажали и развлекали и что в игру он возвращаться не хочет, а чего хочет, сам знать не знает и ведать не ведает. Так он и валялся на траве, глядя печальными голубыми глазами в чистое небо и ныл, пока девчонки занимались костром. У него была разорвана рубаха, обнажая здоровое молодое тело, и когда я предложила ему помочь ее зашить, он тихо ответствовал: "Нет смысла". Отказывался есть и пить. А когда я, слегка обозленная, велела ему идти рубить дрова в мастерском лагере, он ответил все тем же умирающим голосом: "Зачем? Все равно я больше играть не пойду" (но потом все-таки вздохнул и пошел с таким видом, как будто он тут всем делает невероятное одолжение) Наконец я его уговорила пойти еще поиграть, робко намекая на то, что может быть не все так уж плохо, как ему кажется, и что, в конце концов, кто хочет найти себе дело, тот его всегда найдет в любых обстоятельствах. "Ну пойди поселенцем", - говорила я, - "ну охранником в кабак, ну пятиюродным дядюшкой вождя племени Медведей, вернувшимся из набега, ну вольным кладоискателем, ну еще кем-нибудь..." - на что брянец упорно отвечал: "Нет, там плохо и неинтересно". "Пойди, наконец, обратно лекарем", - рявкнула я в конце концов. Через три часа он согласился. Я побежала согласовывать новую заявку с Иллет, поскольку лекари были на особом счету. Через десять минут я с изрядной долей облегчения выписывала нытику новый аусвайс. На вопрос, как его будут звать, парень подумал и сказал "Костоправ", - хотя, по моему, вернее было бы Костолом. Раэнэл недовольно пробурчала что-то на тему о том, что этого зануду вообще не нужно было выпускать, тем более досрочно, - пусть бы получил свое наказание полной мерой, - на что я возразила, что мне жалко свои нервы и если бы его послушала еще два часа, то уж не преминула бы ему объяснить все, что думаю, нарушив мастерский имидж. И не только я, - насколько я успела заметить, Ласик уже тоже рвалась в бой. Откровенно не люблю людей, который только требуют по принципу "Сделайте нам красиво", - и при этом ничего не хотят давать взамен. 

Затем пришла молодая девушка с мужем в цивильной одежде - шортах и майке и сказала, что хочет посмотреть и погладить щеночка. Ласик как раз отошла, оставив привязанного щенка на мой присмотр. Девушка начала тискать щенка столь буйно, что я всерьез начала опасаться, что она задушит несчастную лабрадорку в своих пламенных объятиях и попыталась ей объяснить, что лучше бы дождаться хозяйку. Поначалу я решила, что девушка - либо просто цивилка, приехавшая с кем-то за компанию, либо один из незнакомых мне мастерских игроков. Каково же было мое удивление, когда из случайного разговора выяснилось, что девушка... уже три часа как покойник, павший смертью храбрых в составе этнографической экспедиции. На мой робкий вопрос о том, почему же она не пришла раньше (да и сейчас явно заскочила ради собаки, а не ради того, чтобы навестить чертоги Мандоса), - девица ответила коротко и исчерпывающе: "Забыла". Я не знала толком, что с ней надо делать. Этнографическая экспедиция и с чем ее едят была для меня загадкой. По словам девицы выходило вроде бы, что их с мужем убили по заказу конкурирующей партии - но что это была за конкурирующая партия и зачем ей понадобилось убивать несчастных исследователей, - осталось мне не до конца понятным. В очередной раз я обнаружила, что мне катастрофически не хватает информации: я практически не ориентировалась в сюжете и ходе игры за пределами своего маленького мирка. Вероятно, новенькую жалели, а может быть и не до конца доверяли, - но мне явно следовало бы присутствовать на всех возможных мастерских собраниях, даже тех, которые не относились непосредственно к моему ведомству - тогда бы я лучше разбиралась в том, что происходит. Сюжетные завязки и интриги были мне непонятны, - соответственно, я не всегда знала, что нужно делать с особо экзотическими покойниками, особенно теми, кто выполнял мастерские поручения. Вопросы в стиле: "А сколько у меня теперь будет хитов и есть ли у меня дополнительные магические способности?" - приводили меня в состояние глубокого ступора. Хиты я считать не умела, а относительно магических способностей предполагала, что людям они не положены. На магических способностях настаивала одна очаровательная юная девица, которая пожелала выйти в игру мудрой лесной женщиной, которая семь лет отшельничала вдали от своего племени и общалась исключительно со зверями и лесными духами и набралась у них невероятных познаний. Однако же мне казалось, что знание леса и природы не тождественно знанию магии, - на чем и настояла в конце концов. 

Однако, когда некий поселенец пожелал возродиться эльфом, да еще и нолдо, - я решительно этому воспротивилась. Эльфов на полигоне было всего двое, и те - мастерские. Эльфами ведала Оксана, которая убежала в неизвестном мне направлении, а разыскивать ее по полигону у меня не было ни возможности, ни желания. Способности и возможности эльфов толком были мне неизвестны. Я решила, что не стоит произвольно увеличивать количество дивного населения на полигоне и отправила неудавшегося перворожденного новым охранником в кабак, прибывшим из Тарбада на поиски лучших заработков. Короче говоря, судьбу забывчивых покойников из этнографической экспедиции пришлось решать, кажется, Иллет, - поскольку я не знала, что с ними нужно делать. В итоге они ушли, если я правильно поняла, организовывать новую экспедицию, - оставив наконец в покое несчастного щенка, замученного столь бурными ласками.

До самого утра не было ни одного покойника из Форта. Форт считался непобедимым и неприступным. Однако около одиннадцати часов вечера Форт вынесли скучающие мастерские наемники в количестве, кажется, двенадцати человек. И первым покойником, которого я увидела рано утром, выползая из палатки, был сам уважаемый Комендант Форта в белом хайратнике, рассказавший душераздирающую историю о том, как он, не пережив позора, героически сложился на мосту, пытаясь в одиночку отбить рiднiй Форт от распоясавшихся бандитов. Жалко было дочек коменданта, оставшихся (за отсутствием Элинор на полигоне) круглыми сиротками, - а впрочем, старшую дочку не так уж и жалко: такая сама кого хочешь и замочит, и вынесет. Усталый комендант заявил, что смерть его окончательная и бесповоротная, будущее дочерей он обеспечил, в игру возвращаться не желает и потому регистрации в Книге учета Судеб не подлежит, - однако я все-таки записала коменданта в блокнотик: просто ради точности статистики (впрочем, о точной статистике говорить не приходилось хотя бы потому, что значительная часть убитых ночью в Форте просто в мертвятник не явилась, пересидев ночь в своей собственной команде). Но все же по мере возможностей я старалась вести строжайший учет и контроль: каждому покойнику по четыре клеточки. Нужно было рубить дрова для костра, - но мне неудобно было просить об этом столь почетного покойника, и поэтому я просто покрутилась некоторое время неподалеку, как бы невзначай показывая глазами на лежащий в траве топор. В итоге дрова нарубил кто-то другой. Коменданта же Форта через некоторое время все-таки выпихнули обратно в игру - кажется, с каким-то мастерским поручением. Потом был еще убитый Нуменор в количестве трех или четырех человек – бряцающих оружием, доспехами и многочисленными пальцАми. Жаль, я забыла сфотографировать эту поучительную картинку. И ведь специально накануне ездила взять фотоаппарат у Любелии - а, закрутившись в потоке, совершенно забыла о том, чтобы заснять исторические кадры на память. Только перед самым отъездом я засняла группу, состоящую из Эриол и нескольких мастерских игроков в эльфийских прикидах. А затем явилась Ольга Брилева в белом хайратнике. Итак, повариха Форта предстала перед судом Мандоса. Я быстренько прикинула, какие грехи должны числиться за поваром - во всяком случае, по отзывам команды, кормила она народ три раза в день вкусно, сытно, разнообразно (два горячих блюда в каждый прием пищи) и строго по расписанию (как и положено в военном формировании). Я поинтересовалась, кому и зачем понадобилось ее убивать - ведь хороший повар нужен и наемникам, и любой другой власти. Но оказалось, что воинственная повариха, вместо того, чтобы тихо-мирно накормить наемников обедом и тем спасти, возможно, не только свою, но и другие невинные жизни, выскочила одна против целой шайки тяжело вооруженных воинов с... двуручным мечом, - хотя, насколько я знаю, распоряжением мастера по боевке мечи у девушек были запрещены. Но видно она у кого-то из мужиков успела спереть оружие. Не иначе, как котлы свои обороняла. Так пала смертью храбрых повариха Форта, а муж ее, индендант Вася, остался жив... Тут я не выдержала и спросила: - А сколько же тебе лет, почтенная женщина? - Девяносто. - Ответила бойкая старушка. – Ээээ... Почтенная женщина... Чистокровная ли ты нуменорка? - Да нет, кажется, моя прабабушка еще согрешила с дунлендингом. Я покосилась недоверчиво. Мне казалось, что даже для нуменорки, не говоря уже о полукровке, воинственная бабуля была несколько старовата для того, чтобы и возле котлов целый день стоять, да еще и мечом в промежутках махать, - но воздержалась от комментариев. Поскольку я не могла взять такой грех на душу, как оставить клуб "Наследие предков" без завтрака, то я отпустила Брилеву - в роли новой поварихи, дочери убиенной предыдущей. "Иди, дочь моя, и больше не греши", - сказала я. Радостная Ольга пообещала, что, если я приду к ней в Форт в гости, накормить меня обедом вне разнарядки, и даже оставить специально ради меня дефицитный компот из сухофруктов, - и ушла. Разговор с поварихой вновь воскресил в моем сознании мечты о еде. Некоторое время я раздумывала, не воспользоваться ли приглашением, отправившись завтракать в Форт, но тащиться через весь полигон по жаре мне было лень. Тогда я разложила в закуточке свои пакетики и едва нацелила ложку... как случилось самое страшное событие за двое суток моего пребывания на полигоне. Страшным событием стала некая девица из борделя (при этом она была дунлендинг), ДУШУ КОТОРОЙ ПОГЛОТИЛ САУРОН!!! (прошу прощения, у меня просто слов нет - одни восклицательные знаки остались). Девица была красива, темноволоса и томна. Прекрасные ее очи были обильно подернуты слезами. Вместо юбки вокруг талии у нее был обмотан большой белый ажурный платок, который она то и дело нервно завязывала и развязывала, обнажая стройные красивые ноги. Первый делом девицу пришлось напоить валерьянкой - она производила впечатление слегка неадекватной. Вообще все покойники попадались какие-то больные: благо, что у меня была с собой хорошо подобранная аптечка и минимум медицинских навыков. Помню, что в первый же день один пришел с разбитой головой - ему вдарили мечом по виску. Кровища хлестала, я торопливо обливала голову парня перекисью водорода... Хотела вызывать врача - но, к счастью, вроде бы обошлось: обильно залитый сначала перекисью, потом йодом неудачливый воин отправился снова в игру. Других тяжелых травм при мне вроде бы больше не было (хотя я потом еще видела на полигоне парня с забинтованным глазом), - но то и дело кому-то требовались то валидол, то ношпа, то лейкопластырь. Итак, пока я отпаивала девицу валидолом с валерьянкой, она, всхлипывая, трагическим голосом поведала следующую историю, которую я здесь перескажу достаточно сумбурно. Служила она в борделе - собственное племя ее продало якобы за долги (но подозреваю, что скорее за вредный характер). И был у нее клиент, который оказался посланником Саурона. На мой вопрос, как она об этом узнала, девица, ломая руки, ответствовала: - Сердце мне подсказало-оо... И мастера подтвердили-ии... (я решила, грешным делом, что клиент ей просто-напросто не заплатил, - и поэтому был заподозрен в столь черных намерениях). Через этого клиента Саурон и передал ей, что желает завладеть ее душой и поставить ее к себе на службу. Самый философский вопрос, которым я задалась в момент этого рассказа, был: а нафиг же Саурону девка из борделя? (это прямо-таки какой-то вариант a la Тайэрэ получился). С другой стороны, я бы поняла страдания девицы, будь она нуменоркой. Но девица-то - дунлендинг! А дунландские племена, сколь я помню, испокон веков поклонялись Саурону и, по логике вещей, никакого особенного ужаса или ненависти к нему не должны были бы испытывать. Или разве что девица под влиянием близлежащего Форта была особенно продвинутой? В поисках помощи она пошла к шаману - но шаман ей помочь не смог, а мастера сказали, что времени у нее до двух часов ночи: если не найдет выход из положения, то душа ее попадет во власть к Саурону. Тогда она пыталась покончить с собой, но у нее не получилось - Саурон остановил ее руку с занесенным кинжалом. Не зная, что делать дальше, в отчаянии, она пришла и покаялась нуменорцам: рассказала им, что не желает становиться рабой Саурона и попросила, чтобы они ее убили. Недолго думая, нуменорцы ей отрубили голову. (это все она мне таким сокрушенным тоном рассказывает) (а я ее валерьяночкой все пою и пою) Убитая, она явилась к мастерам (к Нали) за отпущением своих грехов. Но Нали, якобы, ей сказал, что это был не тот выход из положения. Тебя убили, но душа твоя осталась во власти Тьмы. (Если я правильно поняла мастерскую идею, то имелось в виду, что девица теперь станет что-то вроде зомби, служащей не то назгулам, не то лично батьке Саурону). Ты должна была обратиться к эльфам, - и они бы спасли и исцелили твою душу. - Но я же не знала, - рыдала девица, - что вот те, которые к нам в кабак приходили, с подведенными глазками, и были эльфы! (вообще-то о том, что у эльфов по игре будут подведенные глаза, было написано в правилах) А даже если бы и знала, то откуда мне было знать, что они могут помочь! Тут она зарыдала еще громче и потребовала, чтобы я спасла ее грешную душу. Я запаниковала. Опыта по спасению душ девиц из борделя у меня не было никакого. Я побежала за Ласиком в надежде на помощь - но утомленная жарой Ласик еще дрыхла. Тогда я пала в ножки к Раэнэл, - благо ее стоянка была здесь же на поляне. Относительно Раэнэл мне было накануне отъезда строго-настрого велено по телефону, чтобы я ее разыскала и обратилась к ней, как к крупному специалисту по мертвятникам, ролевым играм и вообще всему на свете, и что она должна будет меня научить уму-разуму (правда, подозреваю, что это уже бесполезно). Так что я пришла к Раэнэл, что называется, с "железной" рекомендацией. Так, мол, и так, - доложила я Раэнэл, - у меня на коврике сидит истеричка, иди, выручай. Ра пришла, выслушала всю эту трагическую историю по второму разу (а времени уже было много и жрать нам хотелось все сильнее) и вдруг накинулась на меня: я же, говорит, разрабатывала специально для таких случаев мистериальную тропку в мертвятнике, и тебе Эриол или Ласик должны были ее прислать. Между тем, пока я объяснялась с Ра, я засадила девицу писать мемуары в тетрадочку о ее неудавшейся жизни, - чтобы не так громко рыдала. Тут я почесала в затылке и говорю: все, мол, не так. Во-первых, мне ничего не прислали. Во-вторых, мне было сказано, что мистериальная тропка разрабатывалась для другого случая: дескать, должен был быть на полигоне случай, когда кого-то из разведчиков ранят моргульским клинком, и вот его-то душу надо будет спасать. Это казалось во всяком случае логичнее, нежели проститутка из борделя Накануне я как раз спрашивала у Иллет, где моя обещанная мистериальная тропка, но она замоталась, а вечером я ей не стала напоминать. И, поскольку раненых моргульским клинком вроде бы не объявлялось (или их души каким-то таинственным образом спаслись сами по себе), то я расслабилась. А тут, понимаешь ли, драгоценные силы тратить на эту гетеру в отсутствие всяческих разработок. Тогда Ра собралась изображать назгула и говорит: сейчас я буду назгул и буду звать эту девицу к себе, а она пусть пытается сопротивляться. Пройдет испытание - значит, спаслась душа. Не пройдет - значит, увы, не судьба. Девице мы пока велели сидеть тихо, писать мумуары, пить валерьянку и морально готовиться к своему будущему. Ра оделась в длиннополый черный плащ с капюшоном (выглядела она при этом вполне реалистично, на мой взгляд), и уже было пошла по направлению к девице. Тут как раз вернулся один из наших эльфОв вернулся - кажется, его звали Денис Соловьев, но я могу и ошибаться (почему-то только в мастерском лагере крутилось штуки три, если не четыре, Денисов, - так что они у меня в итоге все спутались в голове). Ра кинулась в свою очередь к Денису - говоря, что у нее убедительного назгула изобразить не получится, а вот Денис сможет. Изложили ему всю историю по третьему разу. Он сначала заартачился - мол, фигня все это, но мы его в два голоса умолили. Девица меж тем все еще сидела, записывала мумуары и рыдала. Денис сказал: на такую... назгул не подействует. Я буду изображать самого батьку Саурона. А мы ему в ответ: изображай, что хочешь, только избавь нас побыстрее от ее присутствия. Тут Ра и Денис слегка заспорили. Ра считала, что девице надо дать почти 100% шанс, чтобы выпутаться. Денис же был настроен более садистски и говорил о том, что нефиг облегчать жизнь всяким проституткам и что шансы на спасение и погибель ее непутевой души должны быть примерно равны. В итоге они сошлись, кажется, на некоем компромиссном варианте. Еще раз переоделись: Денис одел черный плащ, а Ра - длинный серый, и сказала, что она будет изображать "окружающую среду" - стоять за спиной у девицы и объяснять ей, что она видит. Когда наша процессия приблизилась, девица вскочила с пенки с горящим взором и вперила свои очи в новоявленного Саурона. "Ты очнулась в некоем странном месте, - утробным голосом комментировала Ра, - ты видишь некую странную фигуру в черном. Над твоей головой светится одна звезда…" - и тому подобное. Дальше пошло вполне себе театрализованное действо: Саурон звал девицу к себе, а она, все еще рыдая и ломая руки, гордо кричала: "Я не твоя и твоей никогда не буду и пошел ты нафиг, старый пень и импотент!" Я не выдержала и пару раз заржала (Денис играл хорошо, но девица, на мой вкус, была не в меру патетична). К счастью, наша героиня, поглощенная борьбой с Сауроном, не расслышала моего жизнерадостного идиотского смеха. В разгар действа явилась только что проснувшаяся Ласик со щенком. Щенок тут же полез лизать Саурону сапоги, что вообще-то говоря, показалось мне странным, поскольку лабрадор был светлый (желтый), а вовсе не черный. Возможно, причина была в вечной тяге женщин-блондинок к жгучим брюнетам, а возможно юная лабрадорша примерялась, как бы ей получше укусить последователя Тьмы. Ра их шуганула. Девица в этот момент каталась по траве (не забывая при этом пальцами аккуратно придерживать свою самодеятельную юбку) и вполне себе натурально выла, изображая дикую физическую боль и немеряные душевные страдания. - Что сделала ты такого хорошего в своей жизни, - издевался Саурон, - что Кальв и Утка будут тебе помогать? - Я была честна! - гордо ответствовала проститутка. Я подумала, что не иначе, как ее честность заключалась в том, что она отдавала хозяину кабака все положенные заработанные деньги, а не утаивала часть прибыли. Наконец, Саурон начал ее уговаривать коснуться своего меча (это и было условным сигналом при прохождении испытания: если бы она послушалась, то неминуемо стала бы рабой Тху), - а она героически сопротивлялась. Тогда ей показали звезду в небесах и сказали, что если она сумеет допрыгнуть до нее с трех попыток - то она свободна. Наконец с третьей попытки у нее получилось, хотя Сау ей препятствовал, - она пробежала два шага, прыгнула и упала как раз в лужу, к счастью, к этому времени уже почти подсохшую. Мы подошли к ней и сказали, что она свободна и душа ее очистилась от скверны. Наш Саурон тем временем принялся стаскивать с себя черную рубаху - прямо на глазах у девицы. Девица меж тем начала обрадованно вокруг нас прыгать и еще сильнее рыдать – теперь, надо полагать, от переполнявшего ее спасенную душеньку счастья. Ее рыдания мне к этому времени основательно поднадоели, к тому же есть хотелось уже невыносимо, - поэтому я снабдила ее валерьянкой на дорогу и сказала торжественно: иди, дочь моя, обратно в свой кабак, и больше не общайся со всякими сомнительными клиентами. А лучше всего - бери сразу предоплату. И она пошла... короче говоря, в правильном направлении. 

А мы наконец-то позавтракали. Пока мы ели и я благодарила Ра за помощь, игра как раз закончилась. Начались сборы в обратную дорогу. По всему полигону снимались с места палатки, перекликался народ, уезжающий в Москву. С некоторым сожалением я наблюдала за тем, как Эриол и Нали снимают палатку, в которой я провела две ночи (надо сказать, что на вторую ночь я смущалась уже гораздо меньше, а после стаканчика горячего глинтвейна перед сном впала в состояние общего умиротворения и довольства жизнью по принципу "все, что ни делается, все к лучшему"). Долго ждали Иллет, которая застряла где-то не то в кабаке, не то в Форте. Я забрала свои нехитрые пожитки из мертвятника, сняла метки с деревьев и, вздохнув, кинула их в костер (а надо было бы хоть один листочек оставить себе на память). Решила пойти к кабаку и наконец-то полноценно искупаться. На сей раз я дошла туда и обратно без приключений, в целости и сохранности, - к этому времени дорога слегка подсохла, да и я наловчилась. Мне не хотелось уезжать - хотелось, наплевав на работу и домашние проблемы, еще ночь провести на свежем воздухе, сидеть у костра, и дышать утром ароматом лесных трав, а не выхлопными парами автомашин. Но после отъезда Нали и Эриол опять не было свободной палатки, и непонятно было, будут ли на следующий день места в машинах. Я уехала вместе с Эллой и Васей, которые довезли меня до станции метро Рижская. По дороге домой в метро на меня косились и брезгливо отстранялись, глядя на мои грязные, закатанные до колен спортивные брюки, из-под которых выглядывали не менее грязные голые ноги, покрытые разнокалиберными волдырями. Интересно, что на полигоне, вероятно от эмоционального возбуждения я не чувствовала ни усталости, ни укусов насекомых, - и только оказавшись в Москве, обнаружила, что у меня совершенно не ходят ноги (все-таки физическая нагрузка для меня с непривычки была по меньшей мере достаточная), болит травмированный сустав, и что вся я с ног до головы искусана чуть ли не до крови. Едва оказавшись в квартире, первое, что я сделала, - это залезла под ледяной душ, а второе - запихнула свои лесные шмотки в стиральную машину. Долго отмывала свои туфли и босоножки, побывавшие в лесной переделке. И уже на следующее утро укатила на дачу - поздравлять своего ребенка с днем рождения. ... Подводя итоги, могу сказать только что, что, на мой взгляд, поставленный эксперимент начинающего ролевика удался. Во всяком случае свой кайф я словила и теперь я могу с чистой совестью посоветовать всем не бояться ехать в первый раз на ролевую игру в любом возрасте. Выражаю бесконечную благодарность всей мастерской группе и всем игрокам, которые приняли во мне участие. И смутно надеюсь на то, что на следующий год я опять приткнусь туда же для какой-нибудь технической работенки. (мечтательно) К тому времени я раздобуду себе свою собственную палатку, кан, туристские ботинки и новый фонарик. А если повезет, то еще и Ушастого с собой прихвачу - вот уж будет игровой террорист. Или это будет слишком жестоко по отношению к мастерам, игрокам и вообще полигону?.. 

Записала Р.Д.

Июль 2001